Контр-адмирал Семенов И. А. «Первая корабельная практика» 1958 г. Часть 1.

Контр-адмирал Семенов И. А.
«Первая корабельная практика» 1958 г.
Часть 1.

Предисловие

Вашему вниманию предоставляется отрывок из готовящейся к выходу в свет книги «Мы — фрунзенцы». Ее автором является контр-адмирал запаса И. А. Семенов. Иван Александрович дал «добро» на публикацию главы под названием «Первая корабельная практика» на нашем сайте.

Проходила эта морская практика в далеком 1958 году на кораблях Балтийского флота и, в частности, на легком крейсере «Жданов».

К своим воспоминаниям Иван Александрович добавил кропотливо подобранные архивные выписки из вахтенного журнала корабля того периода времени.

ПЕРВАЯ КОРАБЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА

Все первокурсники с нетерпением ожидали своей первой практики на корабле. Спланировали ее по традиции на Балтийском флоте, и началась она прямо от стен училища.

В один из майских дней с дебаркадера, постоянно пришвартованного у набережной напротив парадного входа нашей «альма-матер» и памятника И.Ф.Крузенштерну, полторы сотни курсантов первого курса загрузились в подошедший морской буксир.

Группами расположились мы на верхней палубе со своими морскими чемоданами, в которых находилось все наше имущество — рабочее платье, черная и белая форменки, тельники, туалетные и письменные принадлежности.

Морским чемоданом почему-то назывался сшитый из плотного полотна мешок с разрезом по длинной стороне и отверстиями для шнуровки.

Для отличия друг от друга внешне одинаковых «морских чемоданов», мы их подписывали, изощряясь в остроумии. Один из наших однокурсников свой чемодан пометил буквами ХВСАВСГ. Все наши попытки разгадать аббревиатуру оказались безуспешными, пока сам автор не раскрыл смысл своего сложносокращенного сочетания — «х.. в сумку, а в сумке гвоздь».

Радостное настроение царило на буксире. Позади окончание первого курса, сдача экзаменов. Впереди первые корабли, на которых нам предстояло оморячиться, новые города, которые нам предстояло увидеть. Новизна впечатлений по-разному влияла на первокурсников.

Кто-то делился прежними случаями и будущими планами, кто-то бренчал на гитаре, окруженный группой подпевающих курсантов. От избытка радостного настроения я попросил у кого-то из своих товарищей сигарету и закурил впервые в жизни, а бросил курить через пару десятков лет, когда уже служил на берегу. Незаметно наш буксир преодолел расстояние до Кронштадта и пришвартовался к причалу, у которого стоял готовый к отходу эсминец «Степенный».

Без задержки мы перешли на его борт и разместились в подготовленных для нас кубриках. Теперь мы стали морским десантом, предназначенным для переброски в другой пункт. Десантникам положено на переходе отдыхать, набираться сил для боя. Этим мы не преминули воспользоваться, тем более что в нашем распоряжении оказались услужливо подготовленные для отдыха койки и масса времени. После строгого училищного режима, когда даже мысль завалиться в постель днем не могла придти в голову, представившаяся возможность поваляться казалась блаженством.

«Степенный» уже с утра стоял готовый «бою и походу» и, как только на борту оказался «десант» в количестве 340 человек, включая, кроме нас первокурсников, около 100 курсантов 2-го курса нашего училища и 80 матросов с легкого крейсера «Чкалов», прозвучал для многих впервые сигнал «Боевая тревога. По местам стоять, с якоря и со швартовых сниматься».

Экипаж разбежался по сигналу, а мы, оказавшиеся в положении пассажиров, должны были просто находиться в отведенных для нас кубриках.

В 8 часов 03 минуты эсминец отскочил от восточной стенки Усть-Рогатка, где он стоял ошвартованный кормой рядом с крейсером «Киров».

Выскочив из гавани, корабль вскоре дал полный ход 24 узла.

Весна и тепло сразу остались на берегу, от движения даже при попутном ветре и близости воды на верхней палубе стало свежо и прохладно. Временами корабль, входя в битый лед, уменьшал ход и маневрировал в нем. По трансляции зазвучали не очень понятные для многих команды — то «Аварийным партиям готовность № 1», то «Аварийным партиям готовность № 2».

Находившиеся среди нас старослужащие-курсанты до поступления в училище, успевшие послужить на кораблях, в двух словах разъяснили суть команд, звучавших по трансляции.

Время летело быстро, казавшийся таким далеким Таллин, уже в 17 часов открылся перед нашими глазами, а еще через 30 минут мы сошли с борта «Степенного».

Эскадренный миноносец «Степенный»
Историческая справка 1952-1958 годы

11 февраля 1952 г., закладка ЭМ «Степенный» на Ленинградском заводе № 190 им.Ан. А.Жданова,
серийной постройки по пр. 30-БИС.
28 сентября 1952 г., спуск эсминца на воду.
14 февраля 1953 г., окончание государственных испытаний.
1 марта 1953 г., торжественный подъем Военно-Морского флага.
1 марта 1953 г., включение эсминца в состав 76 бригады эсминцев 8 ВМФ.
10 февраля 1956 г., включение эсминца в состав 128 бригады эсминцев КБФ.
21 июня 1957 г включение эсминца в состав 76 бригады эсминцев эскадры КБФ.
31 декабря 1957 г. Восточно-Балтийская флотилия КБФ. Дислокация — Таллин.

Командир корабля в 1958 г. — капитан 3 ранга Пирумов В. С.

Плавание корабля

1952 г. — 3539 миль,
1953 г.- 11777 миль,
1954 г. — 10028 миль,
1955 г.- 15261 м.
1956 г. — 1115 миль,
1957 г. — 7885 миль,
1958 г. — 11783 мили.

Основание — ЦВМА, Ф.3478. Оп.14с.Д.1.

На снимке — эсминец «Степенный» в Купеческой гавани Таллин 1958 г. Фотография Черепнева В.И.

Нашим пунктом назначения оказалась Купеческая гавань в военно-морской базе Балтийского флота Таллине и легкий крейсер «Жданов», на котором нам предстояло в течение месяца проходить учебную практику.

Легкий крейсер «Жданов»
Историческая справка 1950-1958 годы.

11 февраля 1950 г., закладка легкого крейсера «Жданов» по проекту 68-БИС на заводе им. Серго Орджоникидзе в г. Ленинграде.
27 декабря 1950 г., спуск крейсера на воду.
25 января 1953 г., вступление в строй, поднятие Военно-Морского флага и зачисление корабля в состав 32-й дивизии крейсеров 8 ВМФ — Таллин.
30 августа 1956 г., включение корабля в составе 32-й дивизии крейсеров эскадры КБФ. Дислокация — Таллин.
1 января 1958 г. включение корабля в состав 76 бригады эсминцев Восточно-Балтийской флотилии КБФ. Дислокация — Таллин.

Командование корабля в мае-июне 1958 года.

Командир — капитан 1 ранга Цветков Василий Васильевич.
Ст. помощник командира — капитан 2 ранга Новиков Владимир Михайлович.
Заместитель командира корабля по политической части — капитан 2 ранга Шпинев Н.М.
Помощник командира корабля — капитан 3 ранга Кошкин Дмитрий Дмитриевич

Основание — ЦВМА. Ф.3448.Оп.9993. Д.1.

Фотография КРЛ «Жданов» из Приемного акта 1952 г. Публикуется впервые.

Некоторое время, пока решались организационные вопросы по распределению прибывших курсантов по боевым частям и подразделениям, ожидавшие своей участи первокурсники толпились на баке у носовой башни главного калибра.

Несмотря на внешнюю беззаботность и показную раскованность, многие ощущали внутреннее беспокойство. Ведь в ближайшие минуты нам придется влиться в новые незнакомые коллективы. Пусть ненадолго, пусть все мы останемся на одном корабле, но некоторая неизвестность немного тревожила.

В это время готовились списки о распределении нас дублерами, приказ появится позже.

Меня определили в боцманскую команду. Старшина срочной службы с повязкой дежурного отвел меня в носовой кубрик, показал койку для отдыха, рундук для личных вещей, определил бачок, на котором мне предстояло в ближайшее время питаться. Порекомендовал внимательно слушать команды, подаваемые по трансляции, и незамедлительно их выполнять. Все неясные вопросы выяснять у матросов, проживающих в кубрике. Посчитав свою миссию выполненной, он исчез. Моей личностью никто не заинтересовался, во всяком случае, никто не подал виду, что в кубрике что-нибудь изменилось.

Я, тоже молча, разложил свои вещи в рундуке, сел на него и принялся ожидать дальнейших событий. В ближайшие дни стало ясно, что всеми действиями личного состава в повседневной жизни руководили старшины срочной службы, некоторую власть имели матросы по последнему году службы, годки.

Мичманы, а тем более офицеры в матросском кубрике появлялись редко. В этом не было никакой необходимости. Все действия по распорядку дня и приказания, подаваемые по трансляции, выполнялись своевременно.

Переодетые, как все матросы, в рабочее платье прибывшие курсанты растворились среди экипажа. Осознанно или случайно курсанты, влившиеся в новые для себя коллективы, получили возможность самостоятельно приспособиться к матросской среде. Не ставилась задача стать полноценными дублерами матросов, к которым каждого из нас прикрепили изучать их заведование. Целью этого этапа практики являлось практическое освоение корабельных правил и выполнение обязанностей по повседневным расписаниям, то есть научиться жить на корабле.

Много времени занимало участие в приборках различного масштаба и назначения. По распорядку дня приборки проводились утром после подъема и физзарядки, перед обедом и перед ужином, и вечером перед вечерней поверкой. Эти приборки проводились ежедневно и назывались малыми.

В каждую субботу в течение всей первой половины дня проводилась большая приборка. Мой объект приборки составлял несколько квадратных метров переборки в носовом кубрике, где я сам проживал. На первой большой приборке я тщательно с мылом и горячей водой промыл порученный участок, посчитал, что лучше и чище от дальнейших моих усилий он не будет.

Старшим приборки в кубрике являлся матрос срочной службы, годок, всю приборку возлежавший на койке с книгой в руках и не отвлекавшийся ни на минуту от своего занятия. Мне подумалось, что я свою работу сделал полностью и после доклада старшему приборки, тоже смогу взять книгу и почитать. Так я и поступил.

— Товарищ матрос. Приборку закончил.

Годок даже не повернул голову в мою сторону, только процедил сквозь зубы: — «Взял трапка, протерел лучше». Ничего другого не оставалось, как «взять трапка, протерел лучше», и делать вид, что я выполняю полученное указание.

За короткое время практики крейсер неоднократно выходил в море.

По расписанию при съемке со швартов я был расписан в носовой швартовой команде, которая состояла, в основном, из здоровенных матросов артиллерийской боевой части и боцкоманды. Я в свои восемнадцать лет и с не очень внушительной комплекцией, наверно, выглядел в этой компании не очень к месту, но старался в работе не отставать. Особой сообразительности и выучки при съемки со швартов и постановке на швартовы не требовалось. Нужно только по приказаниям командира швартовой команды вместе со всеми бросаться в указанном направлении таскать швартовые концы и соблюдать при этом меры безопасности — работать в рукавицах, остерегаться, чтобы руки не затянуло тросом под шпиль и самому не оказаться на пути их движения.

На первой съемке со швартов я вместе со всеми выбирал на борт толстые, почти в человеческую руку, металлические тросы, разносил их по палубе, убирал на вьюшку. При отходе крейсера от стенки швартовая команда по команде построилась в одну шеренгу лицом к удаляющемуся берегу. Я стоял довольный, что расписан в боцкоманде, а не внутри корабля и имею редкую возможность видеть с высокой палубы крейсера прекрасную картину Таллинского рейда.

За воротами Купеческой гавани виднелись размытый утренним туманом парк Кадриорг, подступающий к берегу залива, оригинальный памятник «Русалка», погибшим морякам, воздвигнутый на мелководье почти у берега, остроконечные крыши старого Таллина. К северу от волнолома до самого горизонта лежала гладкая поверхность залива с нечеткими в утренней дымке силуэтами судов. Внизу под бортом пыхтел, не привлекший, первоначально, моего внимания, небольшой буксирчик, направлявший нос крейсера в довольно узкие ворота Купеческой гавани. Кажется, ему не хватало сил подправить курс, стенка волнолома стала довольно быстро сближаться с кораблем. Увлекшись созерцанием развертывающейся передо мной картины, я, отвлекшись от реальности, не воспринял суть команды — Отдать правый якорь!

Неожиданно возникший почти у ног страшный грохот мгновенно вернул меня к действительности. Предпринятые действия удержали инерцию крейсера. Снова началось совместное маневрирование с буксиром, а швартовая команда занялась приведением палубы в порядок, подготовкой к плаванию в открытом море. Занятым работой матросам и их дублерам стало не до красот.

Через две недели всех курсантов, прибывших на крейсер, снова перераспределили между боевыми частями. На этот раз после перестановок я оказался в артиллерийской боевой части в кормовой башне главного калибра. Теперь основным объектом приложения моих, главным образом, физических усилий, стала палуба на юте кормовой части крейсера. Тогда палуба была деревянной, и мы драили ее и руками, и ногами, поддерживая ее внешний вид в близком к виду полок в элитных саунах.

По боевой тревоге при стрельбе главным калибром моя обязанность состояла в том, что я дублировал команды, получаемые по трансляции механическим указателем, на котором с одной стороны краской было написано «Товсь», с другой — «Пли». Тренировки по стрельбе проводились ежедневно и еженощно. Выстрел формировался из снаряда и порохового заряда, заключенного в картуз по диаметру ствола. Сперва поднятый из погреба снаряд электрическим досылателем загонялся в ствол. Вслед за ними также загонялся пороховой заряд. На тренировках использовались учебные снаряды и заряды. Эти действия отрабатывались до автоматизма, стремясь выиграть доли секунд.

На снимке — курсанты военно-морского училища готовятся к стволиковым стрельбам на крейсере «Чкалов» («Железняков»)

Несмотря на постоянные ежедневные тренировки, случались нештатные ситуации. Однажды, тренируясь в заряжании, вслед за снарядом вместо заряда загнали еще один снаряд. Освободить ствол с казенной части нам не удалось. Снаряды, досланные электрическим толкателем, засели плотно. Оставался единственный способ — банником через ствол вытолкнуть их назад. Среди матросов и курсантов, привлеченных для этой работы, кто-то пустил слушок, что второй снаряд, поданный вместо заряда, может быть боевым...

Не хотелось верить, что это, правда, может нас молодых разыгрывали, но опасения возникли. Тем не менее, все дружно взялись за банник. Специальное устройство, навернутое на него для придания снаряду вращательного движения, обеспечивавшего его вращение в казенную часть ствола, оказалось не эффективным. Передний снаряд хотя и вращался, но не передавал вращательного движения второму снаряду, и тот плотно сидел на месте. Пришлось уже просто ударами банника по снарядам выбивать их из ствола. В конце концов, после многократных попыток удалось освободить ствол таким способом.

После войны прошло не так много времени.

Многие офицеры и сверхсрочники еще сохранили в памяти необходимость поддержания высокой степени боевой готовности. Высокими сохранились требования к боевой подготовке. Помимо плановых учений в любое время суток объявлялись внезапные учебные тревоги для проверки выполнения нормативов по приготовлению корабля к отражению внезапных атак.

Днем такие учения были не очень обременительны, но ночью каждая учебная тревога сокращала время, отведенное для сна. По требованиям тех лет в ночное время проводилось не менее одного внезапного учения. Поэтому после вечерней поверки, при отходе ко сну большая часть команды ложилась отдыхать в свои койки не раздеваясь, только сняв обувь, и лишь после ночной тревоги матросы позволяли себе раздеться для нормального сна.

Однажды сигнал учебной тревоги прозвучал после вечерней поверки непосредственно перед сигналом отбой. Обрадованный экипаж быстро занял места по тревоге. После отбоя с чувством выполненного долга весь личный состав забрался по простыни и приготовился ко сну до утра в нормальной обстановке. Сигнал новой учебной тревоги прозвучал вскоре после отбоя. Особого неудовольствия у экипажа он не вызвал, еще никто не успел заснуть после предыдущей тревоги. Мы посчитали, что теперь-то уж точно больше до подъема не потревожат, и после отбоя тревоги все быстро нырнули в разобранные постели. Как мы ошибались!

Дальше в течение всей ночи через десять-пятнадцать минут после очередного отбоя тревоги объявлялась новая. На втором десятке я перестал их считать. Вводные давались самые абсурдные, типа «Взрыв атомной бомбы в районе носовой башни» или «Танки противника на юте...»

С какой целью и по какой причине выматывали экипаж, сказать трудно. Мы этого не знали.

Но однажды в ночь с 21-го на 22-ое июня 1958 года в годовщину начала Великой Отечественной войны весь флот по тревоге был приведен в полную боевую готовность. Сигнал боевой тревоги оказался внезапным для нашего корабля, на котором, как положено по корабельному уставу, в нерабочее время при стоянке в базе, оставалась одна боевая смена офицерского состава. Тем не менее, крейсер был в срок экстренно приготовлен к бою и походу, своевременно покинул Купеческую гавань и перешел в назначенную точку рассредоточения.

На снимке — стрельба ДУК крейсера пр.68бис на Северном флоте Фотография из архива капитана 2 ранга Ющенко Ан. Н.,
на КРУ «Жданов» 1970-1973 годы. Публикуется впервые.

Офицеры и мичманы, уволенные на берег, добирались из города до ближайшей станции на электричке, а с берега из забирали крейсерскими плавсредствами и доставляли на корабль. Весь экипаж почти все время находился на боевых постах в ожидании чего-то тревожного, чуть ли не начала войны. Но никакого страха не было, экипаж и мы, курсанты, без волнения собирались, если понадобиться, вступить в настоящий бой.

В вечерние часы все курсанты почти в полном составе собирались на юте в месте, отведенном для курения. Обменивались впечатлениями дня, отыскивая в будничных делах веселые интересные моменты. Зачастую стихийно организовывались импровизированные концерты. Среди нас находилось несколько достаточно одаренных товарищей, которые могли сыграть на гитаре, спеть всеми любимую песню, придумать и рассказать занимательную историю или байку. Наша курсантская жизнь привлекала внимание молодых матросов, они сидели среди нас, внимательно прислушивались и приглядывались ко всему. Иногда от некоторых приходилось слышать, что вот вы живете вместе с нами в одних кубриках, вместе с нами участвуете в работах и приборках, по возрасту одинаковые, но вы какие-то другие, у вас совсем другие разговоры, умные, интересные.

Такая оценка льстила. Действительно, мы такие, как и они, но нас уже немного подшлифовало наше родное училище и при том за короткий срок, всего один год.

С некоторым нетерпением мы ожидали первого увольнения в Таллин. В нашем представлении это была почти заграница. Узкие мощеные улицы в центре, древней постройки дома и крепостные стены, многочисленные кафе, ухоженные аллеи и парки вызывали интерес.

Впечатление о пребывании в чужом городе усиливали разговоры о не редких случаях недружелюбного отношения коренного населения к русским вообще, а к военным морякам в частности. Обычными явлениями были случаи игнорирования вопросов, задаваемых на русском языке. Эстонцы, как мужчины, так и женщины, зачастую делали вид, что не понимают вопроса, а иногда преднамеренно вводили в заблуждение относительно места нахождения разыскиваемого адреса или магазина. Нас, военнослужащих любого ранга, от матроса и курсанта до офицера, воспитывали в духе уважительного отношения к гражданскому населению, и русскому, и не русскому. Даже строже требовали соблюдения дисциплины в этом вопросе за границей и в союзных республиках, ни в коем случае нельзя было проявлять неприязнь к представителям национальных меньшинств.

Собственно, нам, русским это можно было и не напоминать, русские по своему характеру и воспитанию всегда уважительно относятся к другим нациям и народностям. Но различного рода националисты такое хорошее отношение воспринимали, как признак слабости и допускали хамские и злобные выпады против русских и, в большинстве случаев, не получая должного отпора, еще больше наглели.

Однажды в увольнении мы сами оказались очевидцами такого эпизода.

Я с группой сокурсников беззаботно шел в парке Кадриорг по совершенно пустынной дорожке. Мы весело болтали и смеялись, не подозревая, что это может кому-то не понравиться.

Вдруг, щуплого вида мужичок, косивший вблизи дорожки траву, без видимых причин с недвусмысленно замахнувшейся косой бросился на нас.

Мы, смеясь и хохоча, разбежались в разные стороны, а потом, собравшись вместе, последовали дальше, сделав вид, что это просто выходка психа, а скорей всего это был недобитый фашист, не сумевший сдержать свою ненависть при виде молодых представителей победившей страны.

Первые полтора месяца пребывания на крейсере «Жданов» ставили задачу дать первокурсникам некоторые общие понятия о корабельной жизни, о которой наиболее полные сведения можно почерпнуть из вахтенных журналов.

Вахтенные журналы являются одним из источников, дающих представление о деятельности корабля при условии, что они велись в соответствии с типовыми требованиями, основные из которых изложены на первых страницах каждого журнала в Правилах ведения.

АРХИВНАЯ СТРАНИЧКА

Выписка из правил ведения вахтенного журнала

На всех кораблях Военно-Морского Флота, на которых несется служба корабельных нарядов, ведутся вахтенные журналы...
Все случаи текущих суток записываются в хронологической последовательности.
В верхней строке заголовка страницы, если корабль стоит на якоре (швартовах), пишется название порта или места стоянки, если же корабль на ходу, то пишется название пункта, из которого он вышел. В нижней строке заголовка записываются день, число и месяц...
В вахтенный журнал записываются все случаи корабельной жизни и внешней обстановки на стоянке и на ходу, имеющие для корабля значение и дающие возможность проследить плавание и деятельность корабля со всеми обстоятельствами и случайностями.
В журнал записываются —

а)все события корабельной жизни как установленные, так и не установленные распорядком дня.
б) начало и конец каждого корабельного учения... Судовые работы, занятия, культмассовые развлечения.
в) проводимые артиллерийские и ракетные стрельбы.
г) время посылки на работу вне корабля, число посланных людей, цель работы и время.