Воспоминания радиотелеграфиста ЗАС 1975-1978 годы
Честно говоря вспоминать срочную службу на флоте через 31 год спустя нелегко. Многое забылось: имена и фамилии офицеров, своих товарищей, крейсер на котором служил, быт и многое другое. Почитав воспоминания ребят, служивших на крейсере, выстроив последовательно в памяти события прошедших лет, что-то удалось. В основном в виде эпизодов, кусочков жизни периода службы на флоте. При описании событий сознательно старался не повторять подробно и замечательно описанное уже ранее. Поэтому, что получилось, прошу не судить строго и воспринимать изложенное как отрывки жизни из прошлого, которые сумел восстановить.
Уходил я в армию в мае 1975 года с четким представлением, что попаду в десантные войска, о чем было сообщено мне при собеседовании на последней медкомиссии в военкомате. В это время я уже отучился первый курс геологоразведочного техникума, куда поступил после десятилетки и готовился к первой производственной практике в геологической экспедиции. Но познать практическую геологическую науку мне не пришлось. На сборном пункте офицер флота назвал мою фамилию и я встал в строй таких же пацанов, которые уже поняли, что судьба им подарила три года службы. На место назначения ехали долго. Сначала поездом Мурманск-Ленинград, потом из Ленинграда самолетом в Симферополь и вот наконец-то мы прибыли в конечный пункт, в город Севастополь, экипаж. В голове туман, все нереально и непривычно. Из довольно прохладных условий весны Крайнего Севера в жаркое уже лето Крыма. Осознание реальной обстановки вернулось, когда начался многоэтапный отбор пригодности к службе во флоте. До барокамеры, которой нас пугали уже матерые матросы-новобранцы в флотской новенькой форме, я не дошел. В очередном кабинете, где сидел седоволосый интеллигентного вида мичман за пустым столом, на котором были установлены два телеграфных ключа, решилась моя судьба. Я лихо повторил музыку, состоящую из набора точек и тире. Мичман предложил мне стать радистом. Подумав, что это пригодится в геологии, в далеких экспедициях, согласился.
Потом была учеба в Николаевской школе связи, в которой пробыл восемь месяцев. Вспоминаются каждодневные занятия: изучение матчасти приемной и передающей радиоаппаратуры, азбуки Морзе. Особенно сложно было освоить прием морзянки на пишущей машинке, используя все десять пальцев для нажатия клавиш, при строжайшем условии не смотреть на клавиатуру. Смотреть разрешалось только на печатный текст. Обучение проходило так. В внутри стола-парты помещена обычная печатная машинка. По команде надеваем наушники, закрываем крышкой парту, на ощупь размещаем в особом порядке десять пальцев рук на клавиатуре печатной машинке и начинаем прием морзянки. К концу учебы мы освоили эту науку и на экзамене на приличной скорости принимали морзянку на засекречивающейся радиоаппаратуре (ЗАС связь).
В учебке слегка познали вкус превосходства над младшими, пусть и разница была в полгода. В нашу пятую роту пришли новобранцы осеннего призыва. Сразу стали их учить, как правильно надо служить. Хочется заметить, что неуставных отношений в процессе обучения молодых не применялось, не в традициях учебки связи это было. И мы, и они все время с утра до вечера пропадали на занятиях.
Вот такой уже «бывалый моряк» прибыл в середине декабря 1975 года по распределению в Феодосию, на тральщик. Этот период службы почти не помню. Корабль стоял у стенки. Вечно — то ремонт, то покрасочные работы. В море не выходили. Благо через два месяца меня переводят в Севастополь, на крейсер «Жданов». Ребята с тральщика, с которыми я уже сдружился, провожали меня и по-хорошему завидовали. Тем более уже знали, что крейсер уходит на боевую службу. С этого момента и начинается новый и интересный этап моей службы на флоте.
В феврале 1976 года, я с группой таких же счастливых моряков из Феодосии прибыл в Севастополь. Он поразил меня сразу и навсегда. Тогда, почти год назад в экипаже, когда приехал с Севера, такого восприятия приморского военного города не было. Огромное количество больших и малых военных кораблей, по бухте снуют в разные стороны катера и баркасы; строгая и будничная картина главной базы Черноморского флота. Особенно выделяются огромные красивые корабли, которые стоят на бочках. Среди них где-то и мой крейсер, куда я получил направление на службу.
На крейсер «Жданов» нас доставили на баркасе. Подходя к нему, я уже окончательно осознал, что судьба мне сделала большой подарок. Правда, праздничное настроение улетучилось, как только мы вступили на палубу крейсера. Вахтенный офицер нас построил, выровнял по линейке, вызвал дежурных по БЧ и службам, которые затем развели нас по подразделениям. Двигаясь по кораблю, создалось ощущение, что я нахожусь внутри огромного сооружения, состоящего из различных помещений, соединенных различными проходами, закутками и переборками. Довершило осмысление объемного хаоса, размер кубрика 19, где я должен был жить оставшиеся два с лишним года. Особо после тесных помещений тральщика. Огромный кубрик казался зрительным залом кинотеатра. К огромной радости и отрезвлению нахлынувших впечатлений, там встретил своих знакомых-однокурсников по учебке: Валерия Мороза, Юрия Берец и Толю Ващенко, радиотелеграфистов ЗАС боевого поста 6 (БП‑6). В первую очередь годки моего боевого поста внимательно осмотрели мой аттестат и примерив, забрали новую форму для ДМБ. Взамен безоговорочно выдали поношенную, но вполне добротную форму. Так началась моя служба на новом месте.
Крейсер готовился к боевому походу в Средиземное море. Молодые, как и я, проходили в кратчайшем режиме обучение своих обязанностей на боевом посту корабля. Корабль в это время напоминал муравейник. Везде встречаются и снуют группы молодых моряков, сопровождаемые бывалыми моряками-экскурсоводами, которые что-то показывают и рассказывают. В том числе и наша группа с БП‑6, возглавляемая годком, осваивала и изучала огромный город-корабль.
В первую очередь научили бегать по трапу, вверх и вниз. Причем быстро двигались всегда, не только по боевой тревоге, даже вальяжные годки убыстряли свои движения на трапе. Уже после службы, просматривая художественные фильмы о флоте, всегда возникало раздражение, когда моряки по трапу ползут не спеша, травя байки.
Через несколько дней заступил на бачкование. В кубрике 19 жило
Затем стали нести положенную по штату молодому матросу вахту дневальным по кубрику. Вахта в основном не сложная. Основная обязанность следить за чистотой в кубрике и вовремя будить на вахту сослуживцев. Сидеть нельзя, нарушителя ждала суровая кара — очередное дежурство по кубрику. Особенно трудные часы дневального с 00 часов до
Как я ранее отметил, обучение новичков проходило быстро. Да и мы молодежь, были заинтересованы в этом, чтобы получить свой боевой номер и встать на вахту. Тем более, что свою радиоаппаратуру, режим связи освоили основательно за восемь месяцев учебки. Наибольшее затруднение получали при изучении крейсера. Через месяц годку сдавали условный, устный экзамен по строению корабля, с привязкой, что и где находится. Я и по-моему мой друг А.Ващенко все же не сдали этот экзамен. В назидание, после отбоя, наш годок повел нас в машинное отделение, передал из рук в руки другому годку из БЧ-5 и мы познакомились с внутренностями корабля ниже ватерлинии. В машинном отделении таких как мы собралось более десятка из разных БЧ. Нам выдали ветошь, паклю и мы кто на коленях, кто на животе ползком, застревая среди труб, каких-то железок, под пайолами, собираем мазут и прочие нефтепродукты. Где-то в четыре часа пришел наш годок и забрал нас домой, в кубрик 19. Повторный экзамен прошел без сбоя, на «отлично».
В таком экстренном режиме подготовки в БП‑6 и дожили до долгожданного выхода на боевую службу — БС 76. Начали нести вахту на боевом посту. Освоили связь с кораблями. Особенно было важно отработать режим связи с опытными корабельными операторами, работая в их оперативном, быстром и четком режиме связи.
В момент выхода корабля из Севастопольской бухты был на вахте. Поэтому не увидел, как провожают корабли на боевую службу. Вечером, как положено, кто первый раз выходит в море, принял полулитровый плафон забортной морской воды. Тем самым выполнил традиционную процедуру крещения в моряки! Босфор проходили по боевой тревоге. Нам, молодежи из БП‑6 повезло. Разрешили приоткрыть заглушку иллюминатора и в щель увидеть знаменитый древний город Константинополь (по-современному Стамбул), огромный мост через пролив и сопровождавший нас катер-шпион (как мы его называли). Потом вышли в Мраморное море и опять как бы выход в первый раз в Средиземное море, выпили морской воды. Далее красивейший пролив Дарданеллы, узкий, быстрый с проточной водой; похожий на наши беломорские проливы.
Пришли в точку № 5. Нас переодели в тропическую форму, очень удобную при жаре одежду. Приняв штаб Пятой Средиземноморской эскадры, началась для нас радиотелеграфистов ЗАС на весь период боевой службы, каждодневная вахта и настоящая служба на боевом корабле. Поэтому далее основные воспоминания сохранились по схеме: БП‑6, кубрик 19, бачкование, подъем флага, отдых между вахтами. За исключением отдельных запомнившихся эпизодов службы, о которых расскажу в дальнейшем.
Вахту несли по две или три смены по четыре часа. На ночную вахту брали еду или второй ужин; обычно это второе, компот и кому повезет в хлебопекарне свежей выпечки вкуснейший горячий хлеб. Интенсивность вахты была в зависимости от обстановки в регионе Средиземного моря и количества занятых кораблей эскадры. Была постоянная связь с «Рябиной» (штаб ЧФ), с кораблями эскадры, иногда с Москвой (штаб ВМФ СССР — «Компас») и другие корреспонденты. На одном аппарате работали с
Типовой пример. Перед заступлением на вахту в передающем центре брали запасные «чистые» частоты. Смена вахты. Передаю своим кораблям запасные частоты в режиме ЗАС связи. Начинаю работать с кораблями. Через некоторое время подключается «басурманин» и выдает на моей частоте параллельно со мной свою морзянку. Прием затруднен, буквы не распознаю (каждая буква азбуки Морзе распознается по своей мелодии или звучанию, а не по количеству точек и тире). Наша ЗАС связь такая, что если пропустил один знак (букву), потом на приеме идет нечитаемый текс. Нужно остановиться и начать снова с этой буквы. В таком режиме связи, когда идет параллельная морзянка, останавливаю работу, выхожу по международному коду в режиме открытой связи на телеграфном ключе с «басурманином» (для этого у нас в посту был справочник международных кодов объемом более 100 страниц). Прошу его не мешать работать. Он отвечает, что это его работа такая и не может удовлетворить мою просьбу. Я обзываю его на международном языке радистов, что он нехороший человек и даю сигнал своим корреспондентам переходить на запасную частоту. При этом обязательно должен от каждого нашего корабля получить подтверждение, что они меня услышали (при любом состоянии связи и слышимости). Выхожу на запасную частоту, дожидаюсь своих и начинаю работать с кораблями. Иногда, через
Наиболее интересная связь была с «Рябиной», где оператором была барышня. Такую вахту получали как награду, в качестве поощрения. Связь в большинстве случаев, особенно в ночное время, спокойная, если нет срочной работы. Такая связь характеризуется приятным общением. Для тренировки, когда нет основной работы и чтобы перебить сон, отрабатывали с оператором-женщиной работу в режиме ЗАС связи на предельной скорости приема до 40 и более знаков в минуту (такая тренировка в последствии помогала в режиме работы экстренной связи). Обычно джентльмен передавал лирические стихи, какой-нибудь текст о любви из романа классической русско-советской литературы, которой в нашей корабельной библиотеке было предостаточно. Вахта проходила незаметно в приятном общении с барышней. Потом впоследствии, после БС когда нас послали в командировку на «Рябину», встречался с некоторыми барышнями-коресспондентами, где вместе несли вахту на узле связи. Обычно — это милые замужние барышни, по-матерински нас всегда угощали пирожками с чаем. С удовольствием и юмором вспоминали ночные вахты на боевой службе.
А на БС бывало так. Мы корабельные радиотелеграфисты ЗАС телеграфным ключом работали мало, обычно при передаче кодов для входа в ЗАС связь. Передача велась быстро, на скорую руку выбивали такую искаженную морзянку, что ее понимали только мы корабельные радисты, привыкшие за долгие дни вахт друг к другу. Поэтому, когда начинали работать с «Рябиной», да еще если оператор барышня, пижонили еще хлеще. А они в силу своего женского добросовестного характера всегда работали классически, четко и неспешно выбивая морзянку. Когда я начинал на быструю руку работать с барышней-оператором, она не могла принять мою морзянку, не понимала букв. По истечении некоторого времени такой работы, устав как кроссворд угадывать мои буквы, она передавала мне — «Убери ногу с ключа»! В конечном итоге, чтобы не довести ее до истерики, переходил на их береговой классический стиль работы.
Наиболее ответственная работа была при ведении переговоров с кораблями в режиме «он-лайн», как сейчас говорят. Офицер штаба эскадры, сидя рядом с радиотелеграфистом ЗАС, вел переговоры с кораблями. Такая связь требовала высокого профессионального уровня подготовки. Нужно быстро и четко передать то, что тебе офицер диктует и также принять информацию с корабля. Иногда приходилось, в зависимости от значимости передаваемой информации, менять оператора с другой стороны, если он медленно или с ошибками работал.
Вызывала глубокое уважение работа радиотелеграфистов ЗАС на небольших кораблях, которые в одиночном походе в море или океане выполняли боевые задачи. Особенно запомнилась работа с гидрографическими судами, а попросту — нашими разведчиками. В любую погоду, они каждые пять минут, а порой и в постоянном режиме (через минуту) передавали развединформацию о кораблях и подводных лодках НАТО, которые выходили в море из базы, из той же Роты, к примеру. Информация передавалась на максимально высокой скорости, иногда при плохой слышимости. Вдруг передача прерывалась, сбой. Налаживаю, вновь закрытый режим связи, спрашиваю: «Что случилось?». Он отвечает: «Шторм, отрывает при ударе волны от аппаратуры, пропускаю буквы». Я ему помогаю, подстраиваюсь в его рваному ритму и так работаем несколько часов. Бывало, он передает: «Нас засекли, уходим». Низко кланяюсь этим ребятам, у которых частенько работа проходила в экстремальных условиях.
Во время БС-76 не помню случая, чтобы у нас прерывалась связь по техническим причинам. На БП‑6 на вахте работали одновременно до пяти связистов. Всегда более опытные старшие товарищи в сложную минуту помогали без слов и комментариев нам молодым матросам. Потому что все на боевом посту выполняли одну задачу — обеспечение бесперебойной передачи и приема ЗАС информации для штаба эскадры.
Первые месяцы боевой службы нам молодым приходилось тяжеловато. Помню, приходишь с вахты, в голове по-прежнему звучит морзянка, стучит по вискам. Силой воли отключаешься и засыпаешь. Помню случай, который произошел со мной. После тяжелой ночной вахты сразу отрубился в
Вообще, служба на БС — особая служба. Разделение по сроку службы (годок не годок) не было. Работы всем хватало. После вахты отдых, в том числе обязательный адмиральский час, молодых никто не трогал, не прихватывал. Все занимались своими делами. Днем загораем на баке, если стоим в точке, обливаемся в жару забортной морской водой из шланга или пожарного крана, иногда купаемся. Купание -это особое действо и проходило оно на полубаке левый борт. К выстрелу (деревянный брус длиной до 10 м, используемый для швартовки баркасов и катеров) прикрепляется крупноячеистая сеть и опускается в воду. Рядом с сеткой на воде дежурят пару шлюпок, а для «противодиверсионной» деятельности акул, у одного матроса или офицера — автомат. С выстрела по веревочной лестнице спускаемся в воду в периметр сетки и начинается долгожданное купание в Средиземном море!
Общение на крейсере, где на БС все заняты каждодневными делами, проходит в основном на перекурах бака когда стоим в точке, или на юте при движении, у камбуза в очереди при бачковании. Лекции, комсомольские собрания проходили в кубриках, тихо и спокойно, потому что здесь же спят твои товарищи после вахты. Особый вечер, когда крутили кино. Фильмы показывали практически через день, на юте (пару раз в кубрике 18, когда плохая погода), развернув четвертую башню главного калибра и повесив экран. Обычно, после ужина, когда все свободные от вахт расслабленно и не спеша подтягивались на ют, в наш импровизированный кинотеатр. Кроме бачковых, которые до окончания фильма должны накрыть стол и приготовить вечерний чай. Лично я, когда бачковал, где-нибудь зашхерившись, дремал, отдыхал одиночеством.
Да, еще встречались у корабельного ларька (забыл точно, где находился. ближе к юту). На юте забавлялись с милой собачкой по имени «Бублик», который был с нами всю БС. Я с детства привык к своим собакам и для меня игры с «Бубликом» были в радость. Тем более, что он иногда и лечил меня. Объясню как. В начале БС, по неопытности, нижняя часть голени была вся сбита об комингсы (пороги). Я думаю, все молодые на корабле это пережили. В Средиземке раны плохо заживают, даже с помощь нашей супер-мази Вишневского, которая корабельными медиками использовалась для всех болезней (по крайней мере, других мазей не припомню в арсенале лазарета корабля). Так вот, подставишь больную ногу перед «Бубликом», он добросовестно ее оближет и утверждаю — помогало! Однозначно лучше чем мазь. Хороший был у нас пес.
Во время отдыха, к примеру, на баке особенно не расслабишься. Стоять иногда не хотелось, присядешь на удобное место и посматриваешь, попыхивая цигаркой, не идет ли боцман.... Ибо, на корабле закон боцмана «На краске не сидеть». Нарушителя ждало суровое наказание — швабру в руки и вперед — драить палубу!
Иногда, когда к левому борту подходило гражданское судно обеспечения, на крейсере возникало аномальное оживление. Вот вальяжно, с чувством собственного достоинства, заранее зная реакцию ожидающих, на верхнюю палубу, прищурясь, в потоке солнечного света, выходит дефилируя «королева красоты» — повариха судна. Всеобщий ажиотаж, гул, перегруз на левый борт корабля!!! Мило помахав ручкой, ее величество женщина уходит с палубы. Уплывает мимолетное виденье...
Необычная тишина и покой особенно ощущалась как ни странно во время шторма. В такие моменты, тем кто хорошо переносит «морскую болезнь», благодать. Свобода! Годки — не прихватывают (становятся ленивыми, как коты), еды остается много. Вместе с тем в этом случаи обостряются проблемы у бачкового, в части доставки пищи с камбуза в кубрик. Вот тут нужна сноровка — тащишь бачки, держа равновесие, качаясь и плавно изгибаясь с ударом волны. Если переборка на твоем пути открыта, значит перед тобой прошел такой же бачковой, у него руки заняты и он для тебя не закрыл дверь. Перед ней стоишь с двумя баками в руках, как тореадор перед быком. Весь внимания! Проем то откроется, то закроется и нужно уловить момент, чтобы проскочить. Случалось, бачки не доносили...
Наш БП‑6 приборку делал в кают-компании офицерского состава. Хорошо помню прекрасный интерьер, бильярд, пианино, со вкусом подобранные картины на стенах. Приборка не сложная, иногда можно покатать шары бильярда. Но когда начинались стрельбы главного калибра, начинались для нас серьезные испытания. По команде «Корабль к стрельбе главного калибра приготовить», обычно отправляли парочку молодых матросов из БП‑6, не занятых на вахте в кают-компанию. Готовимся к стрельбе. Снимаем огромные плафоны, кучу лампочек. Один же плафон никогда не снимался. Что-то там случилось с креплениями, как нам поведали годочки. Что только не пробовали. Не снимается. А плафоны старинные. Еще с пятидесятых годов и такие уже не делают. Если треснет или еще какое повреждение, больше не найти. Вот под этим добром специальная команда радиотелеграфистов и находилась во время стрельбы. Чтобы предотвратить порчу редкого имущества, приходилось стоять на баночке в позе «атлантов» придерживая плафон, с высоко поднятыми руками. Только молясь не античным богам, а БЧ-2, чтобы быстрей закончили стрельбу или в лучшем случае залп, после которого можно опустить руки и отдохнуть. После залпа, повибрировав с плафоном, с чувством выполненного долга в части сохранности антиквариата, разваливаемся в креслах, перекуриваем и отдыхаем. Через пять минут все начинается сначала, ибо кто его знает, когда будет очередной залп.
В целом моральная обстановка на крейсере (и не только в период БС-76) была товарищеская и спокойная. В этом, я считаю, была заслуга Кэпа и офицеров корабля. Отношение их с нами матросами и старшинами были одинаково добрые, без разграничения, кто ты, из какой БЧ. В БЧ-4 офицеры дивизионов во главе с капитаном 3 ранга Ан. А. Фещук относились также. Помню, как только вышли в Средиземное море, через некоторое время Кэп на построении подъема флага обратился к нам с советом «Сынки. В Средиземке жарко. Советую в целях гигиены и комфорта сделать как я. Постричься под ноль. Тем более до захода в иностранный порт время достаточно, волосы отрастут». И снимает кепку-тропики, обнажая коротко подстриженную голову. Многие так и сделали, в том числе и я.
В августе стали активно готовиться к дружественному визиту в г. Мессина. До этого, по-моему 13.07 — 17.07.1976 года, зашли в порт Тартус (Сирия). На берег сходили
Про заход в Мессину написано много моими сослуживцами. Стояли в порту г. Мессины 17.09 — 22.09.1976 года. Было очень интересно, тем более что на берегу не были уже пять месяцев. В увольнение сходил всего один раз, пятерка БЧ-4: капитан-лейтенант А.К. Бучак, мичман И.Боуфал, два старшины и я. Запомнилась необычно компактная красота маленького курортного городка. Много уютных кафэшек, различных магазинчиков, старинных зданий, исторических памятников и все как-то уютно, празднично. Местные жители приветливые и с удовольствием поглядывали на военных моряков в красивой форме (самой красивой из всех флотов мира). Розданные нам значки с символикой СССР мы вручали в основном детишкам, а с некоторыми итальянскими подростками пришлось повоевать. Когда кончились значки, те стали просить комсомольские значки, знаки отличия (классность и другие). Конечно, в этом мы им отказали, а к некоторым, особо наглым, которые чуть ли не вырывали значки с груди, пришлось применить физическую силу. Впервые увидел, как легковые машины останавливаются на переходах и уступают любезно, с улыбкой, дорогу. Еще запомнилось дружественная встреча на крейсере итальянских матросов с военных кораблей. Предварительно отобрали наших моряков, тех кто хоть как-то владел английским языком. В эту группу попал и я. Выбрав каждый по своему усмотрению моряка, стали индивидуально общаться. Я сначала не понимал своего итальянского моряка (помню звали Джорджио), а он меня. Постепенно, привыкнув, с помощью отдельных слов, международных жестов (оказывается всем понятных) и мимикой, стали понимать друг друга. В целом встреча прошла на высоком уровне. Обменялись адресами. Джорджио пригласил меня в гости к себе домой, где-то рядом с Мессиной. На этом и расстались. К сожалению, так уж бывает в жизни — письма я не написал, да и он видимо тоже...
После Мессины ушли в восточную часть Средиземного моря. Не могу не поделиться впечатлением о Средиземном море, особенно ее восточной части, где мы в основном в период БС-76 находились. В целом море спокойное, изобилует многочисленными заливами и архипелагами живописных островов. Многое мне напоминало западный (карельский) берег Белого моря, где я родился и вырос. Хоть и не часто, но видимость берега, пусть заморского и далекого, придавала чувства душевного спокойствия. Приходилось пару раз стоять на вахте противодиверсионной службы. Бак корабля, вечереет, осень, прохладно, стою в шинели. Звездный небосвод, зеркало спокойной воды. С бортов желтые дорожки от прожекторов. В их полосе, рядом у борта, стоят и дремлют довольно крупные акулы. Прыгают и летают в брызгах фосфорирующих капель рыбки. Иногда, слышен всплеск крупной хищной рыбы; для меня рыбака с Белого моря это ностальгический и приятный шум! Великолепен рассвет! Эх, жалко не было тогда цветного фото...
Назад, домой, в родной Севастополь вернулись в октябре. Когда вошли в родное Черное море, на крейсере ощущался небывалый эмоциональный подъем. Проходим боновые ворота, боевая служба закончена! До сих пор помню чувство радости и гордости за достойно выполненную работу, о которой буду вспоминать всю жизнь. Это будет позже, а тогда преобладало чувство удовлетворения за успешное завершение похода. Вместе с ним и тревожное ожидание — как сложится служба дальше?
Начали сходить с корабля наши заждавшиеся годочки на ДМБ; как-то незаметно и сразу. Наши учителя, которые научили нас сложному делу и сделали из нас настоящих моряков. Показали нам пример отношения к молодым морякам. Заложив в нас эти настоящие товарищеские отношения. После службы общался со многими своими знакомыми, кто отслужил в армии и на флоте. Вывод сделал такой: на боевых кораблях, где каждый занят своим делом, где от каждого зависит выполнение боевой задачи, его результат в посту, и в целом на корабле, пресловутой годковщины нет. Она возникает от безделья, от отсутствия хорошей морской школы и умного и боевого офицерско-мичманского состава, настоящих мужиков!
На крейсере настала иная жизнь и служба. Вахту на БП‑6 сократили, но несли по одному-два человеку круглосуточно. Быт на корабле изменился, появилось много свободного времени. Заполнить свободное время и ограниченное пространство на корабле довольно сложно. Об этой части жизни на корабле, особенно в кубрике, почти ничего не помню. Очевидно, бытовое однообразие напрочь стерта из памяти. Помню только, что иногда уходили в пустой и большой соседний кубрике 18 (в этом обитателям кубрика 19 повезло), где иногда можно было пообщаться с приятелем, размяться физически, поиграть на гитаре.
Вообще, кубрик 18 иногда был местом публичным. Помню еще до боевой службы, в начале марта 1976 года, собрали особо политизированных слушателей, в основном просвещенную молодежь первого года службы, смотреть по телевидению трансляцию XXV съезда КПСС. Сидели долго, было тоскливо смотреть в далекий экран телевизора через головы товарищей. Хорошо, что народу собралось достаточно и можно было тихонечко подремать. В кубрике 18 проводили сдачу экзаменов на классность, по БЧ. К этим мероприятиям готовились на совесть, ведь с повышением классности, увеличивалась по-моему на рубль наша скромная зарплата. Но это уже был весомый прибавок для достойного использования этих финансовых средств в увольнении (о чем я расскажу позднее). В кубрике 18, в мае 1977 года, нас обучали новому гимну СССР. В обучение входило и хоровое пение для более эффективного запоминания текста. Потом уже на гражданке я узнал, что оказывается в период
Начали ходить в увольнение, знакомиться с Севастополем, который в конце службы стал родным. Ах Севастополь, город молодости, гордость русских моряков! Здесь самое синее в мире море. Здесь самые красивые девушки и добрые люди, особенно к морякам. В те времена увольнительные дни были в среду (днем), суббота и воскресенье (днем и вечером). В эти дни Севастополь наполнялся моряками, набережная приобретала парадный вид: черно-синий осенью, бело-черный летом и особенный белый, как цвет долгожданной цветущей Весны, в День ВМФ! В глубь города я и мои друзья далеко не забирались. Основной маршрут между Минкой и Остряками. На мой взгляд самая интересная танцплощадка была «Минка». Она особенная! Туда впускали под бдительным оком патруля только моряков и девушек. На эстраде играл наш флотский ВИА (вокально-инструментальный ансамбль), часто с кораблей. Более половины песен самодеятельные, написанные на корабле. Потому и флотская душа их слушала с вниманием, потому как понимала, о чем поют ребята. Не помню, чтобы были на танцплощадке драки, хотя нередко друг у друга уводили девушек.
«Остряки», если правильно помню, это танцплощадка в «Парке культуры». Здесь уже и моряки и городское население. Музыка разнообразная — современная и зарубежная. Как положено, танцевальный вечер ведет массовик-затейник, что по-своему интересно.
Пару раз с товарищами перед танцами посещали наши «точки»... «места» в частном секторе Севастополя, передаваемые по наследству от годков. Там можно было в домашней обстановке попить винца, отключиться от быта корабля. Обычно сразу шли туда. Стучишь в заветное окошечко. Хозяйка открывает дверь, идем на кухню, где домашний уют и пахнет как дома. Берем двух или трехлитровую банку домашнего вина. Хозяйка приносит немного овощей, хлеба на закуску и обязательно мускатный орех на потом, чтобы не было запаха от вина. Оставляет нас одних. Мы мирно в домашней обстановке пьем вино, тихо беседуем, чтобы не мешать хозяевам. Поблагодарив хозяйку и расплатившись (стоило все это удовольствие один рубль на троих), на трамвае едем к Минке, на танцы. Конечно, это мероприятие экстремальное, потому что у входа на танцплощадку зорко бдит патруль (худший вариант, если курсантский). Если попадешься с запахом, считай месяца два тебе берега не видать.
В конце увольнения все собирались на Минке, ждали баркасы, делились впечатлениями. На корабле быстрый осмотр и по кубрикам. Там уже заждались друзья, которые с удовольствием и вниманием слушают рассказы пришедших с берега, с «гражданки».
Вскоре меня отправили в командировку на «Рябину», где я пробыл три месяца. Из этого периода мало что помню. Пожалуй то, что рвался обратно на корабль, к друзьям и товарищам, а на узле было скучно и нудно.
Потихоньку стали готовить крейсер к постановке в док ремонтного завода. Стали списывать моих друзей и товарищей на другие корабли. Так и ушли из БП‑6 мои однокурсники Валера Мороз и Юра Берец на БПК «Петропавловск». Вскоре нам сообщили, что из БЧ-4 будут набирать группу связистов (тем, кто отслужил не более 1,5 года) в длительную командировку, почти до конца службы, на научно-исследовательское судно «Академик Вернадский». Этот корабль стоял на Северной стороне. Новость взбудоражила нас тем более, что судно уходило в кругосветное плавание и планировалось более 10 заходов в иностранные порты. В эту группу вошло
Между тем жизнь продолжается и состоит она как известно из противоречий. В апреле 1977 года, меня отправляют в командировку на плавбазу (название не помню). Она уходила к берегам Болгарии. В качестве корабля управления группы кораблей ЧФ на учение флотов стран Варшавского Договора ( Болгарии, Румынии). Они проходили более недели, работы нам телеграфистам ЗАС было много. Приходилось работать с радиотелеграфистами других стран-флотов (уж не знаю кто там работал, возможно наши армейские береговые ЗАС-овцы). Впечатление — наши корабельные радисты работают намного лучше. После учений зашли в Бургас (Болгария). Возили на экскурсию на автобусе по югу Болгарии, с заездом в Варну.
Достойным завершением моей службы на ЧФ стала командировка на РКР «Головко», который проводил ракетные стрельбы на кубок Главкома ВМФ СССР. Здесь меня уже взял с собой флагманский связист, которому ранее приходилось обеспечивать переговоры по ЗАС связи. Вышли из Севастополя вечером. Вскоре стало штормить. Когда подошли к району стрельб, уже штормило ощутимо. Пару часов разгоняли из района стрельб турецких рыбаков. В это время случилось необычное явление, такого я на службе еще не наблюдал. Пропала связь по многим видам связи. Осталось только по-моему у меня по радиотелеграфии ЗАС; Работал с «Рябиной» и с трудом, но принимал морзянку. Шел уже третий час вахты. Радисты ракетного крейсера «отдыхали» от морской болезни в кубрике. Тут в пост приходят Кэп и флагманский связист, просят меня по-отечески: «Сынок, нужно перед стрельбами восстановить основные средства связи. Надеемся на тебя». Флагсвязист некоторое время был со мной. Иногда, помогал и поддерживал мое кресло, чтобы ни болтался от удара волн. Я передал и принимал сведения по частотам и другим параметрам для реанимирования основных корабельных средств связи. До ракетных стрельб успели восстановить связь, флагсвязист ушел и я далее уже спокойно дублировал необходимые команды по стрельбе. После стрельбы растолкал наиболее вменяемого радиста и уснул тут же в боевом посту. Проснулся от музыки, которая звучала по корабельной трансляции. Это была песня Д. Тухманова «Этот день Победы». На корабле праздник, отстрелялись на «отлично». Пока шли в Севастополь, песню транслировали раз двадцать и никому не надоедало. В душе приподнятое состояние, ведь в общем успехе есть и моя частица труда. Флагсвязист поблагодарил меня за хорошую работу.
Ну, а теперь можно готовиться и к ДМБ. Осталось немного. Последний Новый год с друзьями и товарищами на корабле. Все думы о доме, о Севере. Тем более меня ожидало зачисление в горный техникум и прохождение геологической практики в экспедиции, на все лето. Сошел с корабля в мае 1978, в первой группе. Всем знакомо, как уходить навсегда из родного дома, которым стал крейсер «Жданов». Горестное прощание с друзьями и товарищами, осознавая, что больше уже вряд ли их увидишь. Последний обход на баркасе вокруг крейсера, помахав на прощанье, направляемся в сторону вокзала. Там необычная суета — множество моряков, все в новенькой! красивой дембельской форме. Садимся в поезд, отправление. Играет марш «Прощанье Славянки». Мы сдираем в бескозырок белые чехлы и бросаем через открытое окно на склон железнодорожной насыпи, отчего та становится белая, как будто в снегу.
Резюмируя свои воспоминания, хотелось бы отметить, что служба на флоте воспитала во мне, молодом человеке, умение жить в коллективе разных людей, служебной и бытовой дисциплине, стремлению делать свою работу хорошо. Эти качества не раз помогали в геологических экспедициях, особенно в экстремальных условиях Крайнего Севера.
Использованы фотографии автора. Фото «Крейсер «Жданов» в Севастопольской бухте от Ан.Н.Одайника, несколько фото из Интернета.
Николай Казаков, ноябрь 2009 года
| Главная / Это было давно — это было недавно / Воспоминания радиотелеграфиста ЗАС 1975-1978 годы |