АРИСТЕЙ — сын Аполлона и нимфы Кирены.
Воспитан кентавром Хироном, музами и нимфами.
Передал людям свои знания охотника,
врачевателя, пастуха и пчеловода.

(из греческой мифологии)

Аристей Сидоров родился шустрым мальчиком. В младенчестве — кудрявый, что, вероятно, и послужило веским аргументом к такому мифологическому имени. Фамилия и имя резко контрастировали, давая разные поводы к шуткам и издевательствам. Он рано начал ходить и читать книжки о море. Возможно, поэтому морская романтика всецело захватила его, не дав никакого шанса жить нормальной человеческой жизнью. Как известно, не просто любовь к кораблям, а страсть и желание погрузить себя в их железное чрево, являются свидетельством патологии с точки зрения простого обывателя. Оценка же сути корабельной службы схожа с посещением зоопарка взрослым человеком, когда он видит не гордого и свободного зверя, а саму клетку и внутри её несчастное существо. Не разобравшись в юном возрасте в существе вопроса, Аристей обрёк себя на непростую профессию.

Как бы то ни было, флот приобрёл светлого романтика: миниатюрного (рост — метр шестьдесят, вес — сорок восемь килограмм), простоватого, без особой подлянки, в меру честолюбивого, к сожалению способного на тормозах спускать хамство, безотказного в простых делах и достаточно хитроумного в более сложных материях. Кроме того, при таких в целом стандартных показателях у него было большое любвеобильное сердце. Это выражалось одним ёмким словом — ходок!

Помимо всего прочего, вся его внешность идеально располагала к постоянному вздрючиванию по поводу и без, чем с садистским удовольствием пользовалось командование крейсера. Как отмечали корабельные остряки: «У нас Аристей — бисексуал. По ночам — женщины, а днём его имеют высшие офицеры». Тем не менее, он рос по службе и в определённый день занял должность командира дивизиона электромеханической боевой части.

Большое количество подчинённого личного состава никак не способствовали благостности хода служебной карьеры Сидорова, одним из отрицательных последствий которой являлся запрет схода на берег с целью, якобы, устранения замечаний. Именно поэтому Аристей высоко ценил редкие моменты убытия с крейсера в город для получения там плотских удовольствий, хотя, казалось, были бы достаточными виртуальные мужские акты, совершаемые с ним на корабле флотскими начальниками. И что поразительно, при всей внешней неброскости Аристея женская половина человечества легко тянулась к нему, уверовав в невероятные качества его организма. При таком положении вещей даже более эффектные сослуживцы старались избегать совместных с ним вакханалий, боясь конкуренции. В силу вышеприведенных причин капитан-лейтенант Сидоров привык к одиночной охоте, в чём и преуспел.

— 2 —

В тот год осень пришла в город рано, жёстко нарушив лирический черноморский пейзаж. Акварельные краски голубого моря, беленьких и сереньких корабликов, как «брошек на синем платье», резко поблекли. Женщины ограничили себя в легкомысленных одеждах, вечерние променады офицеров по городским бульварам и скверам трансформировались в ресторанные посиделки с последующим традиционным разводом прекрасных дам. Пришёл сезон штормов с оповещениями по флоту и внезапными вызовами офицеров на корабли. Цвет белых тужурок и фуражек сменился на строго чёрный, не то что навевая тоску и беспросветность, но никак не располагая к особому радужному оптимизму.

Несусветная рань и темень будничного утра, как всегда, была потревожена сухим электрическим треском троллейбусов, мерно движущихся от окраин к центру по заспанным улицам Севастополя. Набившись до упора в транспорт, морское сословие, тихонько матерясь, направлялось на корабли к подъёму флага. Крайнее недосыпание, переизбыток выплеснутых гормонов в сочетании с остаточными явлениями приёма зелёного змия совсем не способствовали бравому внешнему виду офицеров, что в совокупности составляло мрачноватую картину флотских будней. На лице Аристея вместо благостной улыбки, соответствующей мере полученного ночью удовольствия, красовалась мученическая гримаса, будто накануне он совершил величайшее грехопадение и теперь в этом глубоко раскаивается. Он переминался с ноги на ногу, вздрагивал и отрешённо о чём-то думал, распространяя вокруг себя чудный аромат женских духов.

Рядом стоящие офицеры так же не были образцом веселья и не выражали бурной радости от предстоящей встречи с кораблём, но к чужим бедам относились весьма тактично. Один из сердобольцев живописно держался за поручень троллейбуса, отчего его шинель распахнулась, продемонстрировав маленькие флотские хитрости по креплению оторванных пуговиц, которые элементарно пришпиливались с обратной стороны полы спичками. Выглядело аккуратно, но при воздевании рук вверх флотское пальто неопрятно распахивалось, подло обнажая подробности внутреннего туалета. Именно он обратил внимание на страдальческий вид Сидорова и, преодолев собственное тягостное настроение, проявил редкое сочувствие:

— Что, браток, плохо? Понимаю. Но ты бы хоть шинель почистил.

Аристей быстро оглядел себя и ужаснулся: красивая флотская форма, казалось, собрала всю белую кошачью шерсть, имевшуюся в городе. Мозг лихорадочно завибрировал в попытках вспомнить подробности последнего визита к прекрасной незнакомке.

— Чёрт, вешалка оборвалась. Котяра прекрасно провёл ночь на моей шинели. Просто невезуха какая-то, — выдавил он из себя, но от дальнейших объяснений внутренней сумятицы в мыслях уклонился.

Показалась бухта в огоньках корабельной иллюминации. Катера и баркасы деловито отходили от трапов с готовностью забрать офицеров и мичманов с Минной стенки, жизненные показатели которых неумолимо возвращались в норму, что вполне соответствовало высоким возможностям их крепких мужских организмов. Баркас подошёл к левому трапу крейсера, безжалостно отрезав служивых от земли и придав им созидательный импульс к творческой жизнедеятельности. Бочком-бочком Аристей живенько нырнул в ближайший люк, спустился в низы и сложным путём, чтобы избежать встречи с замполитом или старпомом, проковылял в каюту корабельных приятелей из числа сидящей смены.

— 3 —

Те, откушав завтрак, расслабленно покуривали в ожидании команды «Большого сбора» на подъём флага. Сидоров измученно вполз в жилое помещение и молча застыл на пороге.

— Ты чего, Аристоша? — осторожно нарушил паузу комдив-связист Витя.
— Мужики, помогите, — взмолился Аристей и судорожно сбросил шинель, китель и брюки.

Взорам изумлённой публики предстала душераздирающая картина: шею и грудь моряка украшали чудные засосы — следы любовной страсти, и это ещё терпимо. Вот то, что оголилось ниже его пояса, могло привести в ужас даже много повидавших и огрубевших служивых военно-морского флота. Всё мужское достоинство бедолаги оказалось безжалостно ошпаренным вкрутую, что, естественно, вызывало адскую боль и чувство злости на собственную неосторожность.

— Ну, докладывай, страдалец, — в один голос воскликнули сослуживцы.

Капитан-лейтенант Сидоров, судорожно сглотнув эмоции, начал своё невесёлое повествование. В кратком изложении, избегая пикантных подробностей, суть его одиссеи состояла в элементарном бытовом происшествии. Наутро, при посещении ванной, выяснилось, что вода из кранов не течёт по причинам сложностей с водоснабжением города, а оставлять своего «скакуна» неумытым Аристей категорически не захотел. Он машинально взял чайник, не удосужившись проверить температуру воды, взгромоздился на унитаз и щедро окатил детородное хозяйство, как оказалось, кипятком. Вопль дикого павиана пронзил все этажи дома, разбудив собак и жильцов. Кожа вокруг причинного места мгновенно покраснела и пошла пузырями. День явно не задался.

Экстренные спасательные меры никакого положительного эффекта не оказали. Ни женский крем для лица, ни французские духи, ни вишнёвое варенье не помогали. Время поджимало, поскольку одним из самых неприличных проступков корабельного офицера считалась его неявка или опоздание на подъём флага. Поэтому только высокое чувство ответственности заставили Аристея взять себя в руки и, несмотря на боль, начать трудный путь на крейсер.

— Ну, ты даёшь, альбатрос, — развели руками товарищи. 
— Тут нужно крепко думать. В этот момент по трансляции прозвучала команда «Большой сбор» и все дружно двинулись на верхнюю палубу.

— Аристоша, а ты лучше посиди в каюте. Чем меньше народа тебя видит, тем проще разрулить ситуацию, — предложили разумный выход спасатели.

Как ни странно, Сидорова особо не искали, поскольку он был отмечен в списке прибывших с берега, а подчинённые, как чувствовали, за ночь не совершили ничего криминального. Такого обычно не бывало, и с самого утра начинались серьёзные разборки в ведомстве Аристея. Одним словом, развод на работы прошёл рутинно и обстановка на корабле не давала поводов к бесконечной череде служебных совещаний с раздачей горьких пилюль возмездия. Консультативная группа возвратилась в каюту в несколько расширенном составе, прихватив с собой доктора по прозвищу «Терапуля». Эскулап, осмотрев больного, поцокал языком и принёс вонючую мазь собственного изготовления. По его словам, ожоги могли бы пройти только через месяц при абсолютном покое несчастного, что вызвало у Аристея нервный срыв.

— Как же я дома перед женой появлюсь? — жалобно вопрошал он.

Помолчали. Покурили. Поржали.

— Ерунда, — сказал комдив-связист Витя. 
— Залегендировать ожоги — самое простое. Скажешь, что ошпарился в корабельной душевой. Ты же знаешь, закон переключения воды с кипятка на ледяную в этой клоаке антисанитарии носит совершенно хаотичный характер.

— 4 —

— В прошлом месяце зам себе лысину исковеркал при помывке и увидел в этом политическое вредительство, — проаргументировал вышесказанное инженер-связист Валера.
— Ты лучше подумай о знаках любви на шее, — неожиданно сменил тему осназовец Вова. — Для жены это больший криминал. Помолчали. Поржали для разрядки.
— И это не проблема, — вновь вмешался в дискуссию комдив-связист Витя. — Предлагаю радикальный способ.
— Что? — с надеждой оживился Сидоров.
— Аккуратно бью кулаком в твоё левое плечо. Гарантирую синяк, который плавно будет перетекать на шею, имитируя производственную травму и тем самым скрывая следы твоей преступной халатности, — раскрыл смысл затеи Виктор.
— Ребята, не надо заниматься членовредительством, — попытался образумить авантюристов «Терапуля».
— А что? Это идея, — не согласились народные целители. Помолчали. Поржали.
— Давайте подумаем, о какую железяку мог бы удариться герой-любовник, — подытожил дискуссию Валера. — Тут имеется много вариантов.
— Это всё потом, — решили заговорщики. Капитан-лейтенант Сидоров растерянно переводил взгляд с одного на другого сослуживца, потом обречённо махнул рукой и прикрыл глаза:
— Бей!

Комдив Витя, как былинный русский участник кулачного боя, приноровился и практически без замаха, но с хеканьем, ударил. Все сорок восемь килограммов объекта приложения усилий, словно в замедленной съёмке, оторвались от палубы, как бы задумались, повисев в воздухе, и далее под острым углом врезались в переборку. Резко побледневший Аристей оказался на полу с ошпаренным мужским хозяйством, засосами и разбитой головой. Синяк, способный некоторым образом спасти положение, так и не появился.

Мгновенно пришло отрезвление. В тесном закутке каюты все бестолково засуетились, выражая готовность принять на себя боль и страдания потерпевшего. Доктор скоренько сбегал в лазарет за бинтами и йодом. Сидорова перевязали, отчего он стал похож на героя гражданской войны Щорса, правда, с дефектом в интимном месте. В конце концов, народ угомонился и закурил от переизбытка чувств.

Словно в развитие пикантности создавшейся ситуации раздался стук в дверь каюты. На пороге стоял рассыльный.

— Тащ капитан-лейтенант, вас вызывает командир, — обратился он к Сидорову.

— Это — конец! — только и смог выдавить из себя Аристей.

Народ был в полной растерянности. Как мог хозяин крейсера так быстро получить информацию о злоключениях Сидорова при полном соблюдении тайны произошедшего? Тем не менее, на ковёр грубых разборок следовало идти незамедлительно. Путь на голгофу был мучительным. Экипаж корабля, также каким-то образом оказавшийся в курсе событий, сочувственно провожал Аристея глазами и бодрыми выкриками. По крейсеру летали флюиды непредсказуемости развития обстановки.

— Ну, докладывайте, — с горьким сарказмом прорычал командир.

Было видно, что душу капитана первого ранга обуревают сложные чувства: смесь жалости, негодования, сопереживания, анекдотичности оценки ситуации и необходимости строго пресечь милые шалости неразумного. Выслушав сбивчивый монолог Аристея о том, как неблагоприятно легли карты, жестом заставляя опускать подробности, командир картинно сдвинул брови к переносице, как бы демонстрируя свою жёсткость и неотвратимость наказания. При первых звуках его голоса, даже при хорошей звукоизоляции каюты, всё живое на крейсере съёжилось и попряталось по корабельным шхерам. Чеканя слог капраз начал расставлять акценты:

— 5 —

— Сидоров, у вас в заведовании полнейший бардак! Это недопустимо на корабле! Запрещаю сход на берег! До полного устранения замечаний! Оргпериод! На месяц! Идите!
Правда, было много и других попутных слов, афоризмов, сравнений и философских сентенций. По всей вероятности, для полноты характеристики Сидорова, его друзей, родственников, отдельных частей его тела и даже корабля в целом, на котором он имеет честь служить.
И уже вслед выходящему на полусогнутых от ужаса ногах Аристею бросил:
— Полный дурдом... Это же надо так залететь... А вашей жене я сам сообщу о наказании. И сдержал своё слово.

По истечении месяца раны в душе и на теле Сидорова затянулись. В семье всё было благополучно. В его поведении появилась разумная осторожность, а дела в дивизионе значительно поправились. Несколько снизилась и волна легкомысленных похождений офицеров крейсера на берегу. Получалось, что рядовое, на первый взгляд, происшествие всем пошло на пользу. Опять-таки, события одного дня на крейсере внесли существенное разнообразие в заданный ритм корабельной жизни и послужили неиссякаемым источником для последующих воспоминаний.

Ещё следовало бы отметить, что никто не в силах отменить диалектический флотский закон тонкого стиля, суть которого в неизбежности оказания помощи страждущему. Правда, вопрос изящества её средств и способов носит исключительно субъективный характер, но всегда заставляет восхищаться изощрённостью устройства мозгов флотского сословия.