Главная  / А.Лубянов Крейсера проекта 68-бис — Оглавление  / «Взрыв» на корабле/

«Взрыв» на корабле

Воспоминания командира КРУ "Жданов" капитана 1 ранга Ан.М. Шакуна

30 марта 1972 года капитан 3 ранга Анатолий Шакун получил свое новое назначение — старшего помощника на крейсер управления «Жданов». В телеграмме ЗАС прибытие к очередному месту службы оговаривалось 31 марта до 24.00. Наверное, чтобы приказ кое-кто не принял за первоапрельскую шутку. Не сдав толком должность старпома крейсера «Михаил Кутузов», так как сменщик Всеволод Распутин где-то застрял, Шакун вызвал катер и в 23.30. уже поднимался на борт «Жданова».

Дежурный по кораблю капитан-лейтенант Анатолий Фещук изучил предписание старпома и проводил Шакуна в каюту № 5. Последняя ему была открыта приборщиком каюты. Она оказалась заваленной кучами бумаг и документацией. Здесь было все: и книжки боевых номеров, и сборники корабельных учений, и собранная, видимо, месяцами прочая служебная макулатура. Недолюбливая бумаги с детства, старпом избавился от всего этого «богатства» в течение последующих нескольких дней.

А пока делать было нечего — старпом начал свой первый обход по кораблю и обнаружил интересную картину. Пройдясь с носа до самой кормы, офицер не нашел ни одного дневального или дежурного по боевой части или службе. Куда-то подевались как артиллерийский, так и дозор живучести. В общем никто не подавал признаков службы. Все спали или безмятежно отдыхали. В кубриках было тепло, но воздух казался каким-то спертым, видимо включить вентиляцию было некому. На «Кутузове», к примеру, если старпом вдруг решил пройтись по кораблю, то из первого же кубрика, куда он зашел, немедленно бы доложили в рубку дежурного или командиру боевой части.

С кормовых шпилей Шакун не спеша поднялся на ют и попросил вызвать арсенальщика. Его долго искали, но нашли. По приказанию старпома тот принес взрывпакет. Старпом немедля поджег его в помещении кормовых шпилей. Все эти процедуры и приготовления слышали дневальный 37-38 кубриков, командир вахтенного поста на юте, вахтенный офицер, но никаких действий не предприняли. Тогда Шакун приказал вахтенному офицеру объявить аварийную тревогу, послав дежурного по кораблю в ГКП, чтобы он записал все доклады с мест. После чего начал наблюдать за действиями личного состава вышеупомянутых кубриков и кормовой аварийной партии. Ни те, ни другие надежд старпома не оправдали.

Несколько озадаченный таким развитием событий, он дал отбой тревоги, построил экипаж по «Большому сбору» на юте и произвел разбор несостоявшегося учения, рассказав, как следовало действовать, будь взрыв на крейсере настоящий.

Затем дал новую вводную — «взрыв в районе носовых шпилей» (как на линкоре «Новороссийск 29 октября 1955 года). На этот раз Шакун руководил учениями, находясь в ГКП. Пошли доклады, по которым можно было судить о правильных действиях личного состава. БЧ-5 начала вводить в действие ГЭУ. Командиру дивизиона движения отдал приказ заступить вахтенным механиком первой смены. Вскоре дали пробные обороты валов. В целом БЧ-5 в установленные нормативы уложилась, после чего последовал отбой тревоги.

Утром, после подъема флага, Шакун собрал офицеров и произвел разбор ночных учений. Сразу же сообщил, что отныне ежедневно в 12 час. 55 мин. без всяких дополнительных объявлений все свободные от вахт с записными книжками собираются в офицерском салоне на совещание. На первое же из них опоздал командир дивизиона ГК капитан 3 ранга Георгий Гелумбовский, которому старпом немедленно объявил «выговор». Эти нововведения секретарь парткома доложил замполиту крейсера, на что Валентин Корников заметил: «Чувствую, новый старпом порядок на крейсере наведет!».

Тем же утром поднимающегося по трапу командира крейсера Шакун встретил в парадной форме. Представился по всей форме, как положено по уставу, доложил обстановку на корабле и попросил разрешения на следующей неделе спланировать выход в море на 3-5 дней, чтобы сдать курсовую задачу К-2 штабу дивизии. Получив от капитана 1 ранга Роберта Проскурякова «добро», Шакун спланировал выход на трое суток и утвердил у командира «Графический план выхода». Далее — позвонил на КП ВВС Павлу Зарудневу и на КП 41 ОБРК своему однокашнику капитану 2 ранга Федору Дубровскому, чтобы они обеспечили авиацию и торпедные катера.

«Жданов» вышел в море и с первого захода сдал задачу. Затем моряки провели учения по задачам Ж-2 (БУ-2), ПВО-2, РЭБ-2 АС(артстрельбы всеми калибрами). На следующем выходе в составе корабельной ударной группировки ракетная стрельба прошла на «отлично».

    

Старпом за один месяц сдал экзамен на допуск к самостоятельному управлению крейсером и с мая 1972 года по январь 1975 года во время длительных переходов нес ходовую командирскую вахту (8 часов через 8).

В УЧЕНИЯХ «СЕВЕР — 72»

В это время экипаж выдвинул своих лучших спортсменов для участия в летней Спартакиаде Черноморского флота. Моряки, отобранные в команды, настойчиво тренировались. Нормативы у них проверял ежедневно нештатный начальник физподготовки и спорта мастер спорта по классической борьбе и тяжелой атлетике мичман Л. Ф. Кубицкий. Тренировки шли днем и вечером, в связи с чем члены сборной команды были освобождены от дежурно-вахтенной службы.

Однако до спартакиады, для ждановцев, дело не дошло. Штаб флота получил шифровку, предписывающую КРУ «Жданов» с 14 по 24 августа перейти в Североморск на учения «Север‑72».

Подобное учение не входило в планы и потому сразу вызвало массу вопросов. Не прояснили ситуацию и прибывшие на борт крейсера главные идеологи учения — представители центрального узла связи (ЦУС) ВМФ капитан 1 ранга Вилен Степанятов и 529 Краснознаменного узла связи (КУС) ЧФ капитан 2 ранга Алексей Шевченко. Они ничего толком сказать не могли, по-видимому, и сами не знали или помалкивали из соображений чрезвычайной засекреченности предстоящего мероприятия.

Старпом, не имея конкретного ЦУ на учение, собрал офицерский состав, старшин отдельных команд и поставил лишь задачи на переход. От личного состава требовалось, не мудрствуя лукаво, отрабатывать и совершенствовать все виды обороны, нести ходовые вахты, осуществлять наблюдение за морем и воздухом, опознавать все виды целей, проводить тренировки и учения по специальности.

По этому поводу прозвучала радиогазета, вышли боевые листки в боевых частях, а так-же очередной номер корабельной газеты. В последнюю Шакун написал передовую статью. Во всех корабельных, как сейчас выражаются СМИ, — красной нитью проходила мысль о предстоящем серьезном экзамене, к которому следовало подготовиться «на уровне», и о том, что нужно обязательно быть лучше североморцев. Конкретно, к чему же следовало готовиться — никто не знал.

Все Средиземное море ушло на тренировки. Особое внимание уделялось связи. Когда «Жданов» вышел в Атлантику — его встретила на редкость прекрасная погода. Океан баловал безветрием и непривычным для этого района штилем. Недовольный неучастием в летней спартакиаде Черноморского флота Шакун решил провести корабельную — прямо в океане, на ходу. На этот раз поблажки спортсменам исключались.

Согласно разработанному положению «О спартакиаде» в соревнованиях приняли участие 9 команд из всех боевых частей, служб и отдельных команд. По приказу командира была создана судейская коллегия, обращено ее внимание на соблюдение мер безопасности. Это мероприятие длилось целую неделю. Команды соревновались в беге, надевании химкомплектов, противогазов, тушили «пожары» из шлангов, транспортировали раненых. Прошли на удовольствие многочисленных болельщиков поединки классических борцов и боксеров, соревнования «тяжелых» атлетов и «чья рука сильнее».

Первое место заняла команда БЧ-2 дивизиона главного калибра Григория Гелумбовского. Победители в индивидуальных видах спорта получили в качестве призов «дембельский альбом» (за первое место) и грамоты. Наиболее активные спортсмены кроме грамот заработали право на отпуск с выездом на родину. Естественно, после завершения дальнего плавания и учений. В общем зачете также победили артиллеристы. Как правило, не укладывались в нормативы коллективы служб и команд.

Переход до Североморска прошел без ЧП и происшествий. На снимке у карты перехода мичман Шамиль Гумаров.

Встречали крейсер «Жданов» командующий Северным флотом адмирал Егоров и член Военного совета начальник Политуправления флота вице-адмирал Сизов. Командующий не устраивал никаких смотров и учений (на Черноморском флоте без этого не обошлось бы), а попросил (не приказал!) командира построить экипаж, чтобы выслушать жалобы и заявления со стороны личного состава. Но на удивление комфлота никаких претензий не поступило. Видимо это озадачило командующего и он, собрав командиров боевых частей и служб в флагманском салоне, вполне дружелюбно, даже как-то по-отечески, поинтересовался у офицеров — не запугали ли они своих подчиненных? Но этот вопрос вызвал у комсостава лишь улыбки...

Вице-адмирал Сизов предложил совершить ряд экскурсий по достопримечательностям Североморска, Мурманской области или объектам Северного флота — как пожелают «ждановцы». Пока шло заседание на крейсер доставили свежие овощи, хлеб, газеты и журналы.


В последующие дни Политуправление СФ выделило автобус и часть экипажа посетила областной музей в Мурманске и музей Северного флота. Кроме того, на крейсере выступил с концертом ансамбль песни и пляски флота. Морякам разрешили увольнения на берег, причем офицерам и мичманам — до утра. Такой заботы, которую проявляло к «ждановцам» командование Северного флота, моряки еще не знали. Меньше всего в тех мероприятиях участвовали связисты боевой части связи....

Ведь тренировки и корабельные учения по связи проводились ежедневно. Наряду с ними были открыты и задействованы многие каналы связи. Вскоре состоялся выход в море в составе кораблей оперативной эскадры Северного флота с командующим СФ на борту, а также выносном постом управления флота. Корабли пробыли в море двое суток. Экипаж «Жданова» показал высокий класс боевой работы, из чего командование СФ сделало вывод — КРУ способен управлять Военно-морским флотом страны при переводе флота в высшую степень готовности. Но вот управлять всеми Вооруженными силами страны при тех же условиях, то есть находясь в море на ходу, получалось с трудом.

Поэтому, чтобы решить задачу однозначно положительно, решили сперва приобрести соответствующий опыт у причала. По плану учения крейсер должен был встать кормой к причальной стенке, на юте предполагалась установить одну или две аппаратные машины подвести к ним кабели суммарной толщиной до полуметра(!) и таким образом проверить жизнеспособность КРУ «Жданов».

Пока БЧ-4 по-существу уже вели учения под названием «Перевод Вооруженных сил СССР в высшую степень боевой готовности с разворачиванием на КРУ „Жданов“ КП Министра обороны СССР» — остальные боевые части корабля приняли участие в спартакиаде Северного флота.

Сначала командующий эскадрой контр-адмирал Соловьев предложил «ждановцам» влиться в сборную команду соединения, но к тому времени уже капитан 2 ранга Шакун возразил и попросил, чтобы моряки крейсера участвовали в соревнованиях самостоятельно. Зря что ли тренировались команды в Севастополе, а потом и на переходе?

Соловьев, усомнившись, спросил — не опозорит ли крейсер Черноморский флот, на что старпом парировал — «Никогда!».

Получив «добро», старпом вместе с мичманом Кубицким изучил «Положение о спартакиаде» и составил списки участников. Команды со «Жданова» прошли медицинский осмотр, представили документы в мандатную комиссию и получили допуск к соревнованиям.

Соревнования для «ждановцев» прошли на «ура». По гребле на шлюпке, тяжелой атлетике, перетягиванию каната, волейболу и боксу черноморцы завоевали общекомандное первое место! По остальным видам спорта — командные вторые или третьи места. После подсчета всех очков — спортсмены «Жданова» заняли в спартакиаде общекомандное второе место, уступив лишь авиации Северного флота. Эскадра СФ оказалась на ступеньку ниже, из-за чего старпом был вызван «на ковер» к Соловьеву. Последний сначала ругал строптивого старпома за бестактность по отношению к вышестоящему штабу, но потом смягчился и поздравил с успехом.

Правда, этот эпизод не прошел для «Жданова» даром. Мичман Кубицкий был вызван к командиру эскадры и тот предложил ему остаться служить на Северном флоте, пообещав 8-й тарифный разряд. Тот согласился, так как служил всего «по шестому». С уходом мичмана крейсер потерял опытного тренера и руководителя.

По итогам многие участники соревнований были поощрены, в том числе и «ждановцы». Шакун получил от командования именные часы, а мичману Кубицкому досрочно было присвоено звание «старший мичман». Около 30 матросов и старшин убыли в краткосрочные отпуска. Командир отправил на 10 суток отдыхать и старпома. Именно в это время на крейсере произошло событие, которое дало повод к бесчисленным проверкам, инспекциям и нервотрепкам.

А «дело» было житейское... после первого месяца пребывания в Североморске матросы начали задавать вопросы командиру, офицерам корабля, о времени возвращения в Севастополь.

Те в ответ вполне твердо отвечали — все идет по плану, закончатся учения и крейсер вернется на юг. Однако вскоре неизвестный «источник» разнес по кораблю слух, что командование что‑то не договаривает... И после завершения учений «Жданов» совершит заход в порт Конакри Гвинейской Народной Республики. Этот порт, как известно, из географии лежит в Южной Атлантике. А раз так, боевая служба крейсера основательно задержится. Задержатся и «дембеля».

Они, как самые заинтересованные, начали роптать, недовольные таким развитием событий. Сначала собрались на баке крейсера, а потом начавшийся дождь загнал их в кубрик № 18. Кто‑то предложил пригласить командира, но Проскуряков как бывший северянин находился на берегу. Старпом уехал в отпуск. Оставшийся за старшего на борту командир БЧ‑2 капитан 2 ранга Виктор Чегринец, выслушав невнятные подозрения, послал ходоков «подальше». Тогда посланцы матросских масс ринулись к замполиту — капитану 2 ранга Валентину Корникову. На вопрос: «Когда нас будут увольнять в запас?». Корников ответил по‑военному: «Своевременно!». Безобидный инцидент вроде бы исчерпал себя, однако кому-то было выгодно дать ему политическую окраску.

По «неофициальным» данным командир крейсера капитан 1 ранга Роберт Проскуряков и оперуполномоченный особого отдела старший лейтенант Обищенко что-то явно не поделили на берегу. И тогда, пользуясь своим служебным положением, обиженный представитель БЧ‑12 ( так иногда называли на флоте особистов) катнул «телегу» на командира и экипаж.

«Телега» провернулась быстро, и на корабль нагрянули оперуполномоченные и представители Политуправления СФ. Совершенно невзрачному сбору матросов приклеили ярлык «несанкционированного сбора личного состава в ночное время», офицерам указали на недостаточную работу с подчиненными, наплодили всяких приказов с оргвыводами.

Наконец, наступила основная фаза учений. Согласно списку прибывающих, а его пришлось буквально выбивать в штабе Северного флота, «Жданов» ожидал прибытия 14 маршалов, 80 адмиралов и генералов! Хорошо, что по регламенту учений — всего на 3-4 дня, иначе экипаж испытал бы серьезные проблемы.

Офицерам ничего не оставалось делать как выселяться из своих кают и обживаться на КП, боевых постах и кладовых... Матросы несколько суток «вылизывали» корпус, помещения и коридоры, красили, чистили и мыли каюты. «Расписание размещения офицерского состава и мичманов во время учения» разработал помощник командира корабля капитан 3 ранга Геннадий Кандаков.

Естественно, все это высветило массу неудобств. Все прибывшие военноначальники плюс их сопровождавшие, обедали в кают-компании офицеров, все корабельные офицеры — в кают‑компании мичманов. В каюте командира расположился начальник Генерального штаба ВС СССР маршал Советского Союза Куликов. Главком ВМФ СССР адмирал флота СССР Сергей Горшков жил в каюте начальника штаба соединения. В каюте замполита оказались начальник связи ВС СССР генерал-полковник Захаров и начальник связи ВМФ СССР вице-адмирал Толстолуцкий.

Обычно военно-морское учение предполагает затемнение, отработку всех видов обороны, цепь бесконечных тревог, плавание на повышенных режимах, боевые курсы, уклонения, хитрые маневры, стрельбы, атаки и прочие. На этот раз учение развивалось по индивидуальному сценарию. Вице-адмирал Толстолуцкий, объясняя задачи учения, разъяснил командиру и старпому: «Никаких тревог! Никаких вводов в действие машин, включения РЛС с высоким напряжением. Ваша задача — встречать высоких гостей, размещать их в каютах, показывать, где находится их КП. Каждому маршалу, генералу выделить рассыльного, адмиралам — не надо...».

По такому расписанию более 150 человек из состава БЧ-2, РТС и других в миг стали обслуживающим персоналом. Все приборщики кают круглосуточно дежурили у дверей, механики БЧ-5 находились в готовности по любой вводной подать куда угодно воду, приготовить душ. У всех постов связи, как в войсках, были выставлены часовые. Офицеров БЧ-4 строго предупредили, чтобы они никому и никогда не рассказывали об учениях, даже своим корабельным коллегам.

Главный герой учения был, конечно, командир боевой части связи капитан 3 ранга Анатолий Алексеевич Фещук. Заместитель начальника связи ВМФ контр-адмирал Изопольский пытался изолировать его у себя в каюте, но провел Фещук все учение в КПС. БЧ-4 в полном составе, в боевой готовности № 1, меняя друг друга только на сон, практически безвылазно, осуществляла бесперебойную связь с бесчисленными штабами и соединениями армии и флота Советского Союза на протяжении всех дней. Им даже еду носили в посты. К моменту завершения учений переборки офицерской кают-компании ломились от стендов и бумаг и не могли вместить всех разработанных схем и плакатов. Тогда в срочном порядке разбор учений перенесли в конференц-зал штаба Северного флота. К крейсеру подъехали пять автобусов с автоматчиками, и все эти «совершенно секретные» документы перебросили в штаб СФ. Однако почему-то на сам разбор не пригласили ни командира «Жданова», ни командира БЧ‑4 — лиц, от которых, будь настоящая война, все бы зависело на 100%.

Оценку учения тоже узнали не то чтобы случайно, но не без инициативных усилий. На вопрос старпома начальник связи ВМФ утвердительно махнул головой и сказал: «Отлично!». Тогда, чтобы перестраховаться, Шакун с заместителем начальника связи ВМФ проработали один из руководящих документов Министерства обороны (на корабле такого не было) и в соответствии с изложенной в нем методикой оценок учений, сделали запись в журнале боевой подготовки корабля. Это заключение не глядя подписал начальник Главного штаба ВМФ адмирал Сергеев.

Запись, подтвержденная начальником Главного штаба ВМФ, спасла экипаж от дальнейших проверок «на вшивость», ибо сразу после ухода всех штабов с крейсера опять нагрянули комиссии из оперуполномоченных и политработников. Вся эта камарилья как ни старалась задеть «ждановцев» за живое, упорно натыкалась на ЖБП и отличную оценку, данную экипажу высоким начальником. Супротив него братия пойти не могла и как ни скрипели зубами вынуждена была допустить крейсер к переходу. Кстати, порт Конакри в переходе сначала значился, но потом его исключили. Старшим на переходе назначили начальника штаба 30 дивизии надводных кораблей капитана 1 ранга Станислава Кострицкого. Этим обратный переход и отличался, ведь когда «Жданов» шел на Север старшим был командир крейсера.

На обратном пути штаб Северного флота «нагрузил» «Жданов» по полной схеме. Перед отплытием в закрома корабля перекочевал представительский комплект спецпредметов, включая хрустальную посуду, спиртные напитки и деликатесы. К нему добавили боевое распоряжение — обеспечить скрытный переход четырех дизельных подводных лодок под РДП с преодолением Ислано-Фаррерского и Гибралтарского противолодочных рубежей. «Ждановцы» ответили: «Есть!» и отдали швартовы от уже холодной, пусть и октябрьской, земли. В поддержку нашему ордеру был добавлен БПК «Севастополь» и эсминец «Бывалый» Северного флота.

ОБРАТНО ЧЕРЕЗ ШТОРМЫ

Путь домой оказался значительно тяжелее. Крейсер после нескольких относительно спокойных дней, далее попал в полосу жестоких штормов. Ветер достигал 30-37 метров в секунду, Атлантика разыгралась до 8-9 баллов. Гороподобные волны в 17-19 метров высотой нещадно бросали крейсер из стороны в сторону. Будь крейсер один — он выбрал бы оптимальный курс и скорость, чтобы умеючи бороться с волнами. Но на этот раз под килем корабля, где-то на глубине в несколько десятков метров шли дизельные подводные лодки. Их скрытный, экономический ход не превышал 4-4,5 узла. «Жданов», поддерживая связь с лодками по ЗПС с помощью станции МГ-26, не мог их отпускать от себя дальше, чем на 12 — 15 кабельтовых из‑за боязни потерять. Подобная тактика перехода вынуждала крейсер да и другие корабли плестись, подставляя себя под бешенные удары волн. Обгонять лодки было нельзя, а держать минимальную скорость в 6 узлов, при которой огромный корабль еще управляется, оказалось весьма трудно. Связь с лодками поддерживалась на пределе технических возможностей. Кстати, крейсерская гидроакустическая станция «Тамир-5Н» за многие годы службы ни одной подводной лодки так и не обнаружила. Можно считать, что ее не было...

Примерно в районе знаменитого Бермудского треугольника штурманы получили карту погоды. Прогноз не сулил ничего хорошего. Чтобы уйти от центра циклона, следовало развить скорость 16-18 узлов, что «легенда» перехода исключала. В этом случае крейсер однозначно терял подводные лодки и срывал выполнение боевой задачи.

Пришлось смириться и оставаться во власти волн. Около трех суток океан ломал и крушил корабли, но надводно-подводная эскадра упорно шла к заветной цели. В довершение ко всему штаб Северного флота послал в район БПК 61 проекта «Смышленый». Для «Жданова» Конакри отменили, представительский комплект в этом хаосе волн перегрузили на «Смышленый» на ходу, кильватерным способом. Муки были адовы, но обошлось без жертв и существенных материальных потерь.

Эпизод уточняет Владимир Арапов, тогда матрос БЧ-4

«Лишь в районе Гибралтара погода стала улучшаться, появилась возможность передать представительский комплект, а также одного офицера на эсминец «Бывалый» пр.56-ПЛО. Именно он направлялся в Гвинею.

Эсминец лавируя среди еще немалых волн, стал сближаться с крейсером со стороны кормы правого борта. Быстро темнело, включили прожектора. Однако попытки забросить конец на эсминец при помощи линемета и таким образом установить переправу раз за разом ни к чему не приводили.

Глядя на эсминец холодело в груди. Бак корабля то высоко взлетал вверх, то стремительно шел вниз, в кипящую белой пеной, пропасть. Немыслимо как(?) в таких условиях у самого флагштока держалась баковая команда. Моряки проявляли настоящее Мужество! Присутствующие на корме крейсера непроизвольно, про себя, пересчитывали фигуры моряков в оранжевых жилетах, которые в течение 30 минут, а может и больше, находились, без преувеличения, — между жизнью и смертью... Наконец, старший по переходу дал «отбой».

На следующий день с БПК «Севастополь» был поднят корабельный вертолет Ка-25, который забрал офицера и все необходимое с крейсера «Жданов», а далее из позиции зависания над «Бывалым» передал на борт необходимое.

Прошло много лет, однако тот момент остался в памяти навсегда. А вместе с ним и ноющий вопрос: «А нужно ли было так рисковать людьми, ради чего?».

Вспоминает командир БЧ-5 капитан 2 ранга в отставке Виктор Смирнов

В один из дней мы получили предупреждение о надвигающемся урагане, но из-за специфики своей деятельности уйти в сторону не могли. Встреча с ураганом стала неминуема. Трепал он нас основательно, так что временами даже бывалым морякам было очень страшно.

Огромные волны доходили до второй башни ГК. Если же крейсер уваливался под волну — то в воде оказывалась вся четвертая башня ГК. Крен достигал 36-37 градусов. При этом корпус угрожающе скрипел. Особенно леденел душу скрежет так называемых скользящих швов в надстройке — все казалось, что на очередной волне какое-нибудь соединение не выдержит и тогда в ней появится «дырка», как при попадании снаряда среднего калибра.

Личному составу наверх выходить категорически запрещалось! Все люки, двери и горловины были задраены, шахты вентиляторов прикрыты брезентом, но кое-где океан пробивался внутрь. Воду немедленно откачивали за борт. Когда белые валы достигли апогея — в одну из океанских атак — «горы» пытались сбить со шкафута барказ и шлюпку, но героическими усилиями боцманской команды во главе с мичманом Горшковым плавсредства были спасены. Проскуряков нервничал и несколько раз повторял: «Держись, механик! Не подведи, родная «пятая» — иначе не спасемся».

Командир выбирал наиболее оптимальный курс во время поворота, но несколько раз крейсер оказывался лагом к волне и валился, валился от волны так, что аж дух захватывало...

Из разных корабельных помещений шли неутешительные доклады. Лопнули восемь иллюминаторов. Появилась трещина в 100-мм броневой палубе во второй электростанции...

Часть экипажа из-за морской болезни полностью вышла из строя. Особенно бедствовали молодые матросы, недавно пришедшие из учебных отрядов. Таких набралось около ста человек. Большинство лежали пластом с зелеными глазами, не в состоянии говорить и шевелить руками, некоторые плакали и молили об одном — чтобы эта свистопляска кончилась, а некоторые не верили, что они когда-нибудь еще вступят на берег... Наиболее выносливые стояли вахты за себя и за выбывших товарищей.

Так чтобы избежать травм — вахтенных у механизмов привязывали к пиллерсам. Камбуз работал с перебоями все эти незабываемые дни. Подкрепляя силы матросов, в машинные отделения сбрасывали сухари и тараньку. Такой кошмар продолжался трое суток...

КОШМАРЫ ДРУГОГО ПЛАНА

Доведя подводные лодки до Гибралтара, «Жданов» вошел в тихое Средиземное море. В условленной точке встречи на крейсер пересел штаб во главе с командиром 5-ой эскадры контр-адмиралом Волобуевым. Он осмотрел корабль и даже поднялся на восьмую площадку фок-мачты (такого никто из старожилов крейсера припомнить не смог). Напоследок адмирал залез в КДП.

Естественно, что разбор перехода и предшествующих ему событий прошел с криками, причитаниями и угрозами в адрес командования корабля. Только когда связисты БЧ‑4 отработали задачи по предоставлению всех видов связи теперь уже командованию штаба эскадры, т.е. уже не учения, а отработали действующие каналы связи, корабль стряхнул с себя груз проверок и взял курс на Главную базу Черноморского флота.

2 декабря 1972 года «Жданов» прибыл в Севастополь, где повторилось нечто средиземноморское. В честь дня сталинской Конституции, 5 декабря, командующий флотом адмирал В. Сысоев со своим штабом учинил очередной смотр корабля. И опять офицеры «Жданова» услышали разнос и необоснованные претензии — так формы ради.

Но по-крупному придраться не удалось. Матчасть оставалась в строю, экипаж здоров и бодр, больные отсутствовали, грубые проступки и нарушения дисциплины — тоже. Капитана 1 ранга Роберта Проскурякова вызвали на Военный Совет и видимо сделали ему там очень больно — с Совета командир пришел зеленый и злой, бросил старпому ключи и обронив, что два года не был в отпуске, уехал.

Шакун сделал выписку из журнала боевой подготовки и попросил командира БЧ-4 отнести ее Проскурякову вечером домой. К Выписке он приложил свою записку, предложив командиру не мириться с оскорблениями, а ехать в Москву и подать жалобу в соответствующие инстанции. Матросов и старшин, выслуживших установленные сроки с 5 по 9 декабря 1972 года, уволили всех. За них ругали уже Шакуна, так как зачинщиков «несанкционированного ночного сбора» хотели основательно взгреть.

Из Ленинграда вызвали главного конструктора Иванова. До 10 декабря он изучал состояние корпуса и искал повреждения, полученные «Ждановым» во время мощного шторма в Атлантике. Он обнаружил трещину в теплом ящике 1-го машинного отделения, трещину в палубе офицерского салона по правому борту. Площадка ЗРК «Оса-М» отошла в носовой части от основного корпуса на 1-3 мм. После заключения конструкторов «Жданов» в первой половине января 1973 года поставили в Северный док. Судоремонтники Севастопольского Морского завода заварили трещины и укрепили в ряде мест корпус.

В публикации использовано большинство фотографий Владимира Бушуева, а также фото — Шакуна, Кутьина, Яросевича, Алексеева, Гумарова, Алиева, Арапова, Конончука, Мельника, Филатова, матроса эсминца «Бывалый» Балашева.

Подготовил  В. Арапов, сентябрь 2009 года



Главная  / А.Лубянов Крейсера проекта 68-бис — Оглавление  / «Взрыв» на корабле/