Андрей Левандовский
БПК «Скорый» — первые годы службы

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
КРАСНОЗНАМЕННЫЙ ЧЕРНОМОРСКИЙ ФЛОТ.

В СЕВАСТОПОЛЕ

Постепенно за окнами поезда снега становилось все меньше. Миновали Запорожье, проехали по берегу Азовского моря. После Симферополя проехали несколько тоннелей. Потом слева открылся вид на Севастопольскую бухту. Местами железная дорога шла по самому берегу. Поезд замелял ход, и, наконец, остановился у железнодорожного вокзала. Было девятнадцать часов 25 декабря.

Нас строем повели по улицам города в направлении противоположном морю. Дорога шла в гору. Снова пришлось жить на берегу, в казармах экипажа. Большую часть времени мы были предоставлены сами себе. Сначала отсыпались, потом и это надоело. Наше малочисленное начальство, по-видимому, решало организационные вопросы. Через несколько дней мы пошли обратной дорогой. Нас вывели на берег бухты правее госпиталя. Через декоративный грот мы вышли на небольшой причал. Катером частями нас доставили на корабль. Это был крейсер-ветеран «Слава», бывший «Молотов».

Корабль был построен по проекту 26-бис, и вступил в строй в июне 1941 г. «Молотов» воевал, ходил с грузами в осажденный Севастополь. В августе 1942 г. торпедой, сброшенной с немецкого самолета, крейсеру оторвало двадцать метров кормовой оконечности. Корму взяли от недостроенного крейсера «Фрунзе» и ввели корабль в строй. На надстройке крейсера была установлена мемориальная доска со списком погибших в войну моряков. За год до нашего прибытия, «Слава» еще выходила в Средиземное море на боевую службу.

Нас разместили в большом кубрике, расположенном под верхней палубой, сзади кормовой башни главного калибра. В кубрике имелись несколько иллюминаторов. Помещение было довольно запущенное. Некоторые подвесные койки, висели не на цепях, а на проволоке. Был случай опрокидывания койки, когда на нее пытались лечь. Мы привели кубрик в порядок, и стали его обживать. Бытовые условия на старом корабле отличались от современных кораблей, не в лучшую сторону. Например, бачковая система питания по кубрикам. Однако в те годы так было на всех крейсерах и эсминцах пятидесятых годов постройки. Зато организация службы, была гораздо лучше, чем на кораблях второго ранга. Одни подачи сигналов горном чего стоили!

Мы подчинялись корабельному распорядку: участвовали в приборках, сидели на занятиях, которые проводили наши офицеры. Занятия проходили здесь же в кубрике. Несколько групп рассаживались по углам обширного помещения с тетрадями. Однажды на политзанятиях к нам забрела огромная крыса. Она на правах коренного члена экипажа спокойно уселась на кабельной трассе, и слушала последние политические новости. Это внесло оживление в малоинтересный рассказ.

На боевые посты нас не допускали. Под руководством корабельного боцмана учились плести маты, тренировались вязать узлы и постигали прочие премудрости морской практики.

Все больше мы узнавали друг друга. Как-то я был бочковым. В мои обязанности входила доставка пищи с камбуза, а потом уборка и мытье посуды. Я получил замечание от кого-то из старшин за незамеченное жирное пятно сбоку алюминиевой миски. За меня вступился один из матросов, прослуживший на полгода больше. Он взялся обучить меня, как в условиях дефицита воды качественно вымыть посуду. Добровольно он помогал мне. Матроса звали Володя Савельев. Он был штурманским радиометристом. Мы подружились. Несмотря на некоторые бытовые неудобства от нас требовался безупречный внешний вид. Можно было получить замечание от офицеров крейсера, чего наше начальство не желало. Настал момент, когда степень обрастания наших голов превысила допустимые пределы. Штатного парикмахера в экипаже не было. Нашлись добровольцы, которые не побоялись взять в руки ножницы. Одним из них стал мой будущий товарищ Юра Глазунов. Он был родом из Северодвинска. Юра окончил учебный отряд по специальности планшетист БИП.

Вечерами в выходные мы с основным экипажем крейсера смотрели кинофильмы на верхней палубе на юте. На 180 мм стволах кормовой башни главного калибра вывешивался большой экран. Из кубриков выносились банки и расставлялись рядами. Декабрь в Севастополе был теплым и бесснежным. На крейсере мы скромно встретили Новый год.

5 января экипаж перевели на большие противолодочные корабли 61 проекта, однотипные с нашим строящимся кораблем. На них мы, дублируя основной экипаж, должны были ознакомиться с кораблем, его вооружением и оборудованием.

Наша радиотехническая служба была направлена на БПК «Смелый». В ту пору корабль носил бортовой номер 536. Нас поселили в помещении корабельной столовой. Это доставляло определенные неудобства и нам, и основному экипажу. Спали в несколько рядов, на пробковых матрасах на палубе помещения по левому и правому борту. Центр оставался свободным. Все личные вещи и обмундирование хранилось здесь же в вещевых мешках. После подъема необходимо было быстро скатать матрасы, и подготовить столовую для приема пищи. Вечерами тоже все были на виду... Поэтому нам, молодым матросам, редко удавалось посидеть спокойно, даже в редкие минуты отдыха. Чаще всего наши старшие товарищи отправляли нас изучать корабль. Сами они на таком проекте не служили. Таких кораблей на севере не было. Но отыгрывались на нас. Конечно, все обязаны ориентироваться на своем корабле, что называется с закрытыми глазами. Мало ли в какой ситуации можно оказаться! Примеров достаточно. От нас требовалось рассказывать наизусть о всех помещениях корабля (включая смежные), при мысленном движении по определенному маршруту. Назывались номера коридоров, постов, тамбуров, вентиляторных, агрегатных... Что находится в постах, какие средства борьбы за живучесть расположены в данном помещении, номера и тип огнетушителей. Если что-то забывалось, тебя отправляли в это место смотреть. В результате этих мытарств даже через много лет после службы в памяти всплывали эти названия и цифры...

Большое количество лишних молодых матросов стало дополнительной рабочей силой для выполнения приборок, чистки картошки и выполнения других малоприятных работ. Часто приходилось заступать в наряды по столовой. В нашу обязанность входило накрывать на столы и мыть посуду. При таком количестве людей сверх нормы приходилось питаться в несколько смен. Посуды не хватало. Надо было быстро помыть хотя бы часть ее в промежуток времени между сменами. В море для мытья посуды пользовались морской водой, часто холодной. Чтобы смыть жир (мыло не мылилось) использовались остатки черного хлеба, который являлся абсорбентом. Естественно, в таких условиях качество мытья оставляло желать лучшего. За незамеченные жирные пятна на посуде, частенько получали дополнительные наряды и оставались дежурить на вторые сутки.

Относительным отдыхом стали выходы в море. Большее время пришлось находиться в постах, наблюдая за работой более опытных операторов. Мест не хватало. Сидели на ящиках с ЗИПом. Во время работы станций, чтобы исключит блики на экранах индикаторов, иногда гасили свет под подволоком, оставляя настольную лампу для ведения вахтенного журнала. Темнота, качка и накопившаяся усталость приводили к тому, что люди начинали дремать. Тут главное, чтобы не заметили. Вскоре после прибытия на «Смелый» нам приказали, несмотря на протесты, спороть погоны с литерами СФ. Особенно было обидно морякам, которые большую часть службы прослужили на КСФ. Поскольку новых погон сначала не выдали пришлось букву С соскабливать, и коричневой краской рисовать Ч. Правда, вскоре погоны на рабочую одежду были получены. После этой метаморфозы картина стала фантастическая. Я, например, ходил в синей робе с белыми погончиками ЧФ, на шинели остались погоны СФ, а на бескозырке красовалась ленточка «КРАСНОЗНАМЕН. БАЛТ. ФЛОТ»!

За январь было три выхода в море. Во время первого из них я в свободное время вышел на верхнюю палубу. Несколько кораблей шло кильватерным строем. Поразила высокая скорость такого большого корабля, легко разрезавшего длинные волны. За кормой оставался светло-зеленый кильватерный след. Необычным был свист газотурбинных двигателей, похожий на звук реактивного самолета. Не даром наши маловероятные друзья из НАТО прозвали этот тип кораблей «поющими фрегатами». Через некоторое время корабли перестроились и разошлись. Вечером после ужина я вновь поднялся наверх. Корабль был затемнен и первое время я ничего не видел. Прилично качало. Чтобы не поскользнуться на мокрой палубе, вдоль надстройки я осторожно прошел на ют. Приглядевшись, я заметил вдали красные и зеленые ходовые огни других кораблей. Корабли маневрировали вдали от нас.

Утром мы встали на рейд Феодосии, а к обеду вышли в открытое море. Погода совсем испортилась туман, ветер со снегом. После нескольких дней плавания вернулись в Феодосию. Корабль обледенел, как на севере. В помещениях холодно. Берег скрылся в тумане. Пару дней ждали улучшения погоды, потом, не выполнив до конца задачу, поздно ночью вернулись в Севастополь. Утро было солнечным. Корабль заправился и снова вышел в море. Но в Феодосии опять подвела погода. Лишь, через несколько дней удалось завершить учения. В Севастополе встали у Минной стенки. После одних суток отдыха ночью снова начались учения в море. Последний выход был насыщен тревогами. Выполнялись стрельбы, отражение учебных атак с воздуха и из-под воды.

В конце января наш экипаж пополнился несколькими матросами следующего призыва. Мы стали уже не самыми молодыми. Мне поступило предложение от начальника радиотехнической службы сменить специальность и стать планшетистом. После выходов в море наступили серые будни. Началась подготовка к очередному смотру. Маршировали по причалу. Но наша странная форма, о чем я упоминал, вызвало недовольство высокого начальства. Дальнейшие строевые занятия проходили... в корабельной столовой. Из-за недостатка площади маршировали на месте. Когда десяток ног ударили по стальной палубе, раздался такой грохот, что распахнулся люк, и из нижнего помещения выглянул испуганный матрос БЧ-5.

Смотр проводил комбриг. Говорят, что он остался недоволен, и, сходя по трапу с багровым лицом, бормотал себе под нос «Корабль грязный. Люди страшные». Остальные слова непечатные. Был назначен повторный смотр.

22 февраля состоялся последний выход в море. Наша практика подошла к концу. Через два дня «Смелый» должен был уйти надолго. А нам предстояло отправиться к новому месту службы. Из-за сильного тумана выход задержали до позднего вечера, и мы надеялись отдохнуть перед дорогой. Но в час ночи сыграли тревогу. Мы сдали постели, посуду, и, забрав свои вещи, покинули корабль. Поскольку деваться нам было некуда, пришлось бродить по ночному причалу. Прошел примерно час, сыграли «Отбой» и нам разрешили вернуться на корабль. Утром мы попрощались с экипажем и проводили «Смелый» в море. В одиннадцать часов наша команда была на железнодорожном вокзале. Поезд уносил нас от морских просторов в город корабелов — Николаев.